– Кудай-то ты на ночь глядя собрался, Лёнь? – попыталась возмутиться Маруся Воронова. Но парень уже вытянул из-под потолка промасленную тряпку и разворачивал ее, вынимая небольшую аккуратную винтовку. Достал, осмотрел, забросил на ремень за плечо и, подмигнув всем своим женщинам, весело ответил:

– Мне подкараулить кой-кого надо, девоньки! Не скучайте, к утру буду. И не один! – крикнул и быстро вышел из дома.

– Кого? Кого «подкараулить», Лёнька? – закричали вслед все вместе, даже девчонки, заинтригованные его загадочным обещанием.

Но мальчишка уже выбегал из дома, на ходу бросив:

– Вернусь утром – увидите!

…Не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего… угонять весь скот… Все ценное имущество, в том числе: цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться…

Из выступления И. В. Сталина 3 июля 1941 г. «Братья и сестры…»[54]

С давних времен лошадь помогает человеку преодолевать расстояния, вести хозяйство, растить и убирать хлебное зерно, перевозить самые тяжелые грузы и поклажи. С началом войны, в любое время и эпоху, лошадей призывали на фронт вместе с людьми.

Наличием или отсутствием этого верного и красивого домашнего животного определялось богатство крестьянской семьи. Чем больше лошадей было в деревне, тем зажиточнее считалось такое хозяйство. В период активной коллективизации и создания колхозов всех частных лошадей в принудительном порядке забирали в общественный табун.

Став общим имуществом, эти прекрасные и преданные животные терялись в новых обстоятельствах, не признавали чужих людей вокруг себя, искали и ждали хозяев и теряли привязанность к тем, кто их вырастил и воспитал. За общественными лошадьми ставили присматривать человека, мало-мальски разбиравшегося в том, как за ними ухаживать, чем кормить и охранять. Такого человека звали конюхом.

Прохор Михайлович Гольтяпин любил лошадей не только потому, что он с ними рос, как только сам народился на свет Божий, а потому что твердо знал, как правильно с ними обходиться. А больше всего за то, что только с ними он чувствовал себя внешне полноценным мужиком. От природы хромой на правую ногу, которая с рождения оказалась короче на 3,5 сантиметра, он вызывал насмешки ребятишек, а потом и деревенских девиц, выбиравших себе высоких и крепких парней в ухажоры.

Отчаянно переживая из-за своего недостатка, он вдруг обнаружил, что, сев на отцовскую лошадь, чувствует себя не только выше всех, но и гораздо увереннее. Все едкие шутки и оскорбления его обидчикам теперь приходилось выкрикивать, задрав голову вверх, где над ними восседал мóлодец Прохор. А из-за топота, ржания и фырканья коня их звук вообще растворялся в воздухе и становился неразборчив, будто гудение надоедливых оводов. Конь как будто втягивал с силой все эти ругательства и исторгал их через широко раскрытые жаркие и трепещущие ноздри с раскатистым «Фрпрпр-р-р-р-ру!». После такого неуважительного отклика на свои насмешки задиры замолкали и завистливо глядели на гарцевавшего Прошку, как на былинного героя или по меньшей мере чапаевца, вдруг сошедшего со страниц популярной детской книжки[55].

Так и провел он в седле почти все детство и ни за что не хотел слезать на землю, которая предательски превращала его, отважного кавалериста, в нелепого калеку, делая вновь объектом издевательств. После раскулачивания родителей, добровольно сдавших имущество, излишки зерна, домашнюю скотину, включая двух лошадей, он упросил председателя Якова Ефимовича Бубнова назначить его конюхом за символическую оплату в полтрудодня. Добившись столь желаемого и необходимого для ощущения своей полноценности места, Прохор также уговорил Бубнова оставить в Холмишках конюшню, стоявшую там еще с дореволюционных времен, не перегоняя местных лошадок в общеколхозный двор за десять верст. Поразмыслив, председатель согласился, при этом строго-настрого запретив выдавать колхозных лошадей кому бы то ни было без его начальственного разрешения. Несмотря на запрет, новоиспеченный конюх Прохор не отказывал в просьбах своим односельчанам, в особенности бабам, оставшимся без мужиков. Кому вспахать огород, кому воз дров или сена привезти, а кому и в город на базар доехать.