В 1905 году Ленин убеждал товарищей по партии, что в разгаре первой в России революции главное – свергнуть самодержавие и образовать пусть и буржуазное, но республиканское правительство, в которое могут войти пролетарские революционеры, чтобы влиять на развитие революции изнутри правительства.

А в 1917 году самодержавие уже было свергнуто, у народной массы был опыт первой революции, к тому же реальное Временное правительство отказалось немедленно и в интересах народа решить вопрос вопросов – вопрос о мире!

В 1917 году идеи Ленина стали быстро овладевать массой, а в 1905 году голос Ленина звучал ещё слабо, издалека, и намеренно заглушался меньшевистско-эсеровским «непрекращающимся брожением в массах»…

19 сентября 1905 года в Москве началась забастовка печатников, был образован Совет депутатов полиграфских рабочих из 500 человек с исполнительной комиссией из 20 человек. Москвичей поддержали питерские коллеги, а 7 октября началась забастовка на Московско-Рязанской дороге. Через день бастовал весь Московский железнодорожный узел. В Москве появляются первые боевые дружины…

С 10 октября начинаются баррикадные стычки рабочих с полицией в Екатеринославе, Харькове и Одессе…

13 октября образуется «Общегородской Совет рабочих депутатов города Петербурга» из 562 депутатов во главе с Носарём, а отдельные выступления перерастают во Всероссийскую политическую стачку, в которой участвует более миллиона промышленных рабочих, железнодорожников, почтовиков и других трудящихся[373].

Кто-то ведь всё это подталкивал, организовывал…

Кто-то этим руководил…

Кто-то, но – не Ленин.

Владимира Ильича в этот момент раздирали, надо полагать, тяжёлые сомнения… Не будучи Шекспиром, я не склонен пускаться в психологические изыскания, а сужу о состоянии Ленина по ленинским же текстам.

Напомню, что в письме Марии Эссен от 26 октября 1905 года он писал с горечью: «Нас всё равно не спрашивают. Возьмите теперешнюю грандиозную стачку!».

Здесь налицо несогласие с форсированием событий.

Однако, получив 29 сентября (12 октября) первые же сообщения зарубежной прессы о российской стачке, Ленин 4(17) октября публикует в № 21-м газеты «Пролетарий» большую статью «Политическая стачка и уличная борьба в Москве». И в статье он стачку воспринимает с энтузиазмом. А при этом явно страдает и от того, что сведения из России «очень скудны», и от того, что его публицистика неизбежно отстаёт от бурно меняющейся обстановки.

Ленин пишет:

«Как бы ни кончилась вспышка восстания в Москве, революционное движение… запасётся новыми силами. Допустим даже, что царские войска празднуют теперь в Москве полную победу, – ещё несколько таких побед, и полный крах царизма станет фактом… Допустим даже, что завтрашняя почти принесёт тяжёлую весть: вспышка восстания ещё раз подавлена. Мы воскликнем тогда: ещё раз – да здравствует восстание!»[374]

Сложно сказать, кого здесь Ленин ободряет больше – пролетариев России, или себя самого?

Однако и тут всё не очевидно!

В реальном масштабе времени Ленин в оценке событий 1905 года был нередко не то что бы неточен, но попросту ошибался.

А в историческом масштабе времени?

Ведь чересчур оптимистичные для октября 1905 года, пренебрежительно воспринимаемые где-нибудь этак году в 1911-м, эти ленинские слова окажутся пророческими уже через двенадцать лет после того, как были написаны!

Что такое двенадцать лет в масштабах истории? Даже не миг! Так что не будет натяжкой сказать, что с точностью до мига истории Ленин был в октябре 1905 года прав, а его оппоненты попадали пальцем в небо.

Впрочем, пока что оппоненты ликовали – 17 октября был обнародован царский манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором народу были обещаны «незыблемые основы гражданской свободы: действительная неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний и союзов».