Поправляющиеся и более или менее уцелевшие офицеры выходили в кителях и даже в кое-каких военных наградах. Остальное костыльное общество ухажеров щеголяло в палатных халатах и кальсонах. Командование госпиталя поощряло знакомства их пациентов с местным девичеством. В окружении девушек даже среди покалеченных возникало что-то все-таки похожее на романтику. Брали одеяла, кое-какие припасы, заветный бутыльмент разведенной спиртяги, отправлялись по аллеям лесопарка на какую-нибудь опушку, разбивали пикники, заводили довоенные песни.
Пацаны, а среди них, конечно, Акси-Вакси, смотрели из кустов на молодежь. Многим нравилась тогда песня «Эх, Андрюша!». Вспоминался довоенный год, когда немало продуктов вдруг появилось в магазинах, а также размножились патефоны с пластинками. Дядя Феля и тетя Котя накручивали машину, а иногда, забывшись в танцах, доверяли накрутку восьмилетнему Акси-Вакси. Мальчик восхищался, когда треугольный выдвигающийся ящичек музыкальной машины был до краев заполнен звукоснимающими иголочками.
С бодрым скрипом звучал комсомольский фокстрот:
Акси-Вакси вырос в своих глазах: ему поручалось крутить! Танцы на трех квадратных метрах! Дядя Феля в шелковой «бобочке», с большим значком на груди «Готов к труду и обороне» I степени, в парусиновых туфлях, протертых зубным порошком «Дарьял», широкоплечий, с крупным турецким носом, с черными прямыми волосами, распадающимися на два крыла, русский из этнически татарского района, он даже не подозревал, что дядя Феля по-итальянски означает «дядя Кот», а значит, их союз с тетей Котей означает кошачью семью.
Ах, как он любил свою Котю, такую нежную, такую светло-большеглазую, такую русую рязанско-русскую! И вот загнали за восемь часовых зон поворачивать колесо на антияпонском береговом орудии.
На третий год войны однажды Акси-Вакси примчался из Тэпэи, где, кроме всего прочего, еще происходили обмены и торговля филателистическими марками. Только что он с Холмским договорился обменять три тувинских треугольных чуда на один занюханный «Гондурас». Он уж хотел добраться по этажерке до своего хранилища, когда услышал плеск воды. В полном одиночестве в своей выгородке тетя Котя принимала ванну. Она стояла в тазу, нагая, с налитой грудью, при небольших поворотах открывался то слегка ноздреватый зад, то таинственная арка, куда углублялась пропитанная мыльной водой губка. Вдруг тетя Котя прекратила на минуту полоскание и выпрямилась, чуть-чуть поддерживая груди. Строго прикрикнула: «Перестань подглядывать, Ваксик! Ведь ты же член нашей славной пионерии!»
Тетя Котя была дочерью тети Ксении. Ее отец, телеграфист Збайков, погиб в первых же боях Первой мировой войны. Тетя Ксеня, окучивая картофь и варганя для продажи к эшелонам топленое молоко, обеспечила первоначальное образование дитяти. Тетя Ксения вторично замуж так и не вышла, однако Котя подсуропилась найти воспитателя мужского рода, и это был не кто другой, как товарищ Комсомол. Комсомолочка Котя, проходя по трем смежным дворам, вызывала волнение среди юнцов типа «костя-капитан».
Однажды Акси-Вакси застал за полуразвалившейся террасой, где когда-то семейство предпринимателя Аргамакова угощалось кумысом с вишневым вареньем, всех трех «капитанов», что стояли носами в стенку, стонали и рычали неразборчивой страстью. Первым возопил, а потом и вышел из сумрачного угла восьмиклассник Дамирка Гайнуллин. Обтирал свой повисший орган заскорузлым носовым платком.