– Ты сама можешь в этом убедиться, – засмеялся Альдо.

– Надобно усердно ему помолиться, – заявила Хельга, – потому что я хочу от тебя подарок на будущий Йолль.

– Разве мало я тебе дарил? – изобразил возмущение Альдо.

– Подари мне ребёнка к Новому году, – потребовала Хельга, – большего не прошу.

– Думается, то дело нетрудное, – отвечал Альдо, расстёгивая на девушке пояс, – хотя и придётся постараться, коли до сих пор зерно не проклюнулось.

– Так ведь была зима, – обольстительно улыбнулась Хельга, стаскивая с юноши рубаху, – а теперь Соммаркема. Лето пришло!

– Воистину пришло, – выдохнул Альвар…

…Позже оба они вспоминали ту прекрасную, звёздную ночь, небо, усыпанное огнями, шёпот прибоя и горное эхо. Вспоминали, и плакали, и ненавидели тёплое, ласковое лето. Когда чувства пробиваются сквозь камни, как трава, и как о них можно изрезать душу, точно о травинки. В одиночестве. Даже через много зим.

В праздник Соммаркема, когда все пировали, Альдо попросил соизволения переговорить с королём и его советниками, кому он доверяет, с глазу на глаз. Арнкель конунг не удивился, позвал Сигвальда годи, Гудмунда Крепкий Киль, Ингмара Секиру и Фроди Скальда, и удалился с пира в зал совещаний. А в дверях поставил Трувара Отмороженного. О чём говорили мужи державные с юным фюрстом за закрытыми дверями, знал до поры только Трувар, но с ним лишний раз старались не заговаривать, ибо прозвище он получил не просто так.

Конец ознакомительного фрагмента.