Одинокая женщина в уединённом доме улыбается дразняще и протягивает Хенри руку. Тёплую, мягкую, хотящую. Иногда они делают это в прихожей, прямо у дверей, она задирает платье на живот, раскачивается на каблуках. А в другие разы она тащит его в спальню и расстёгивает пуговки на своей блузке. Он гладит её грудь через бюстгальтер. Смотрит, как она обнажается, снимает с себя вещь за вещью, у него на глазах, пока не остаётся голой.

Эти видения настолько реальны, что, случается, он запускает руку в штаны и трогает себя, сидя в машине, притулившейся на опушке леса, сначала гладит, ощупывает, но потом убыстряет темп, сжимает всё сильнее, всё резче и ритмичнее, пока очередная похожая на Грету Гарбо женщина раздвигает перед ним ноги в кровати, разметав по подушке копну белых волос, и там, в кустах рядом с машиной, он входит в неё, в её мокрое, влажное нутро, наяву он так ни разу не пробовал, однако жар сладострастных импульсов всё усиливается, и семя наконец выстреливает в темноту, на ветки и листья, и выдёргивает Хенри из грёз. Внезапно он снова оказывается на обочине, в кустах, со спущенными до колен штанами. Трёт руки о траву и листья. Ищет ручей или лужу, чтобы смыть с ладоней липкую слизь, подносит руку к носу, обнюхивает со всех сторон, чтобы убедиться, что запаха не осталось, проверяет, как там под ногтями, смотрит, который час, и садится ждать дальше.

Другие парни только диву даются, у них челюсть отваливается от удивления и зависти, когда Хенри рассказывает о своих свиданиях со взрослыми опытными женщинами. Пока они едут в темноте домой, Хенри живописует постельные подробности так реалистично, что усомниться в его правдивости попросту невозможно. Вот и в эту пятницу он тоже в ударе. Они едут из Намсоса, Хенри только что в красках доложил о своей последней победе и видит, как ребята взбудоражены его рассказом, как завидуют ему, им-то самим удалось лишь пообжиматься, ну максимум поцеловаться с кем-то.

Высокая трава на обочине мерцает в золотистом свете фар. Парни на заднем сиденье гомонят и ржут, перебирают подробности вечера, делятся мелкими деталями, c торжеством произносят имя девушки, а потом, при всеобщем внимании, дают ей короткую оценку, скажем, прикидывают размер груди, и снова хохот и болтовня.

Им хорошо и весело, отлично просто, но ему, тому, кто за рулём, от их разглагольствований никакого удовольствия. Наоборот! Они хвастаются только что пережитым, а до Хенри им дела нет, он опять вне их круга, хотя не видать им Намсоса как своих ушей, если б он их не повёз, он один с машиной, а вот поди ж ты, кричат, как стая попугаев, и даже не думают о Хенри, не включают его в разговор, как будто он у них шофёром работает!

Ну погодите, решает Хенри, сейчас я вам покажу. Если моё дело только машину водить, тогда я развлекусь чуток. Он крепче сжимает руль, отчего сильнее натягиваются шофёрские перчатки, купленные им за свои деньги. Кожаные перчатки с прорезями на костяшках, как у гонщиков. Они сидят на руках точно влитые, когда Хенри в них, он даже чувствует себя иначе. Сейчас он пригибается к рулю и жмёт на газ. Слышит, с каким трудом справляются цилиндры с нарастающими оборотами, дёргает ручку и переключает передачу. В свете фар мимо пролетают кусты, колотясь время от времени о бок автомобиля. Смех за спиной смолкает. Он видит, как улыбки исчезают с лиц парней. Грунтовая дорога жёсткая и ухабистая, колёса попадают в рытвины, выбитые дождём, машина дёргается от каждого такого удара.

– Хенри, потише давай! – говорит один из приятелей, обычно он у них командует, этот любитель побалагурить, но сейчас он сжался и схватился обеими руками за подголовник. – Мы разве опаздываем?