Интеллигенция находится в постоянной войне с собственным народом. Народ дик и необразован, верит власти и воспринимает интеллигенцию в качестве дармоедов, жирующих на его труде и при этом его же обхаивающих.

Интеллигент немодернизированной страны – трагическая, несчастная личность. Он любит Запад, но на Западе жить не может, поскольку он – дитя своей страны. Но и в собственной стране он тоже жить не может, ибо боится ее и тяготится ей. Он видит, что страна катится в пропасть, что его соотечественники с ликованием и надеждами сами направляются в эту бездну под трубный рев и бой барабанов. Он видит, что эта толпа тащит в бездну и его и что он первым будет брошен в эту бездну – при социальной катастрофе обвинят во всех бедах именно его и расправятся именно с ним. И при этом интеллигент ничего не может сделать: он не в состоянии что-либо объяснить ни власти, ни соотечественникам и не в состоянии их переменить.

Интеллигенция – это достаточно проблематичный и опасный социальный класс. Обладая высоким самомнением, среднестатистический интеллигент редко занимает социальное положение, которое, по его мнению, достойно его. Мысленно управляя страной и миром, он вынужден подчиняться «тупым» представителям правящих классов. Кроме того, работая с идеями и живя в мире идей, интеллигент склонен доверять этим идеям больше чем реальности. Эти факторы активно способствуют тому, что интеллигент склонен порождать фантастические, радикальные идеологии и фанатично служить им. В развитых странах все эти опасные свойства интеллигенции более или менее «стреножатся» модернизированным обществом – это общество породило интеллигенцию и оно выработало предохранительные механизмы против интеллигентского экстремизма.

Иное дело – интеллигенция немодернизированных стран. Она порождена политикой заимствований. Она не возникает естественным образом из сущности и потребностей «архаического» общества. В результате, интеллигенция немодернизированной страны во многом оказывается искусственным явлением, пребывающим в искусственных условиях. И немодернизированная страна не имеет предохранительных механизмов против интеллигентского экстремизма. В итоге, интеллигенция этих стран поражена теми же болезнями радикализма и идеалистичности, что и интеллигенция стран модернизированных, но здесь эти болезни приобретают особенно острый и пандемический характер. То эта интеллигенция впадает в прогрессистский и революционный раж, то массами обращается к архаическим идеологиям. И в том, и в другом случае, она толкает страну к катастрофе.

Особо скажу о любви интеллигенции отсталых стран к коммунистической идеологии. Эта идеология также возникла на Западе. Она возникла в процессе модернизации западных стран и отражала настроения двух классов. С одной стороны, коммунистическая идеология являлась одной из форм консервативной реакции интеллигенции на развитие капитализма (один из моментов реакции: впитав идеалы христианской культуры, интеллигенция была возмущена безжалостностью, бездуховностью, несправедливостью капиталистических порядков). С другой стороны, коммунизм оказался удобной идеологической формой для борьбы пролетариата за свою долю капиталистического богатства. Как только пролетариат эту долю добыл, он отвернулся от коммунистической идеологии.

В немодернизированных же странах коммунистическая идеология нашла свое подлинное отечество. Эта идеология была с энтузиазмом воспринята местной интеллигенцией в качестве универсального ответа на терзающие ее «роковые» вопросы. Сознание местной интеллигенции оказывается невротически раздвоенным: с одной стороны, интеллигенция тяготеет к западному прогрессу, с другой же стороны, панически его боится и желает сохранить местную самобытность. Коммунизм дает этой интеллигенции волшебную иллюзию – можно реализовать западные достижения, можно превзойти Запад, можно добыть сколь угодно много карго, не впадая, при этом, в «капиталистический грех», не превращая собственную страну в низкопробную капиталистическую лавку.