Таким образом, и этот великий ученый, от которого мы скорее, чем от кого бы то ни было, могли бы ожидать решения вопроса, отказывается дать окончательный вывод о колонате: он только отмечает различные ступени развития этого учреждения, указывает, что свободные колоны существовали издавна, а прикрепляться к земле они стали гораздо позднее, уже после утверждения первых германских поселений на римской почве после Маркоманнской войны, может быть, в связи с ними, под их влиянием.

Изложенными взглядами различных ученых мы должны ограничиться в рассмотрении далеко не решенного вопроса о происхождении и значении колоната. Надо надеяться, что этот в высшей степени важный вопрос будет разрешен Моммзеном в следующих, должных появиться томах его капитального труда, который должен обнимать историю императорского Рима. Но, к великому несчастью науки, как слышно, этой надежде не так-то скоро суждено осуществиться: труд великого историка далек еще от завершения, поскольку такой добросовестный ученый никогда не решится выпустить в свет полуобработанный материал; да притом еще уже приготовленные к печати части рукописи сгорели во время пожара библиотеки Моммзена.

Ознакомившись с изменениями, совершившимися в системе управления Римской империи при Диоклетиане и Константине и в социальном строе римского общества, остановимся на характеристике новой силы, вступающей в мир христианской церкви и христианской цивилизации. Излагать подробно историю последних, самых ужасных лет борьбы язычества с христианством при Диоклетиане, а также историю крещения Константина мы не будем, а обратимся прямо ко времени после Миланского эдикта, остановим наше внимание на росте христианской церкви, на процессе приобретения церковной иерархией политических прав. В IV веке уже приобретает значение эта новая вырастающая сила, которая отбирает у римского государства многие функции, епископы получают гражданские, судебные и административные права; церковь захватывает эту важную сторону управления, и римское государство, как бы предчувствуя близкое падение, торопится передать молодой, нарождающейся силе власть, которая становится для него уже тяжела. Христианская церковь принимает от империи верховные права и, действительно, в мрачные века варварства является единственной хранительницей традиций погибшего античного мира.^>42

В 313 году знаменитым Миланским эдиктом Константина Великого была признана равноправность (parilitas) обоих религий – языческой и христианской; христианская вера не сделалась (как неверно думают некоторые) господствующей религией империи, но, по крайней мере, была вычеркнута из списка противозаконных сект. Побуждения, по которым император решился на эту важную государственную меру, остаются до сих пор не вполне ясными. Отчасти в нем, может быть, действовало убеждение в превосходстве новой веры над старой, но главное, вероятнее всего, нужно отнести на долю политического расчета государственного человека. Он думал, что христианская община, в которую вступали наиболее энергичные люди, в силу своей организации может сделаться поддержкой разлагающейся монархии. Из борьбы с римским государством при Диоклетиане христианство вышло победителем, и Константин понял, что нужно примириться с ним, «перетянуть» на сторону государства; что хотя христиане далеко не составляли еще большинства населения империи (на Востоке около Va» на Западе только Vio населения были христиане), они все-таки уже слишком сильны для того, чтобы слабеющее государство могло их сокрушить. Константин сознательно стремился ввести христианство в рамки государственности, стать во главе его и воспользоваться им как орудием для укрепления власти. Для разбора вопрос этот, впрочем, представляет серьезные трудности; источников мало, да и те, которые есть, малонадежны. Например, церковный историк Евсевий Неокесарийский и языческий греческий писатель Зосим (жил в V веке), каждый со своей точки зрения, небеспристрастны и сообщают сомнительные сведения. Так, Зосим говорит, что Констанстин принял христианство только вследствие отчаянных угрызений совести, которые мучили его после совершенных им злодеяний и убийств. Языческие жрецы, к которым император будто бы обращался, объявили ему, что у них нет очистительных обрядов, способных загладить такие страшные злодеяния. После один египтянин объяснил Константину, что у христиан крещение считается достаточным для очищения от всяких грехов. Но это все же невероятно: жрецы Митры, культу которого император был долго предан, прекрасно могли очистить его при помощи своих обрядов и сумели бы успокоить нравственные муки.