Много наций на свете.

Уверенные в себе, коммуникабельные, бодрые и жизнерадостные американцы.

Сдержанные, независимые, умеющие владеть собой (a stiff upper lip) англичане.

Остроумные, общительные, романтичные и галантные французы.

Практичные, бережливые, предусмотрительные и пунктуальные немцы.

Благородные, гордые, эмоциональные испанцы.

Горячие, порывистые, стильные и музыкальные итальянцы.

Честь вам и хвала!

Пусть процветают старая добрая Англия (Merry Old England) и прекрасная Франция (La Belle France), сладкая Италия, Америка с её американской мечтой и воинственная Германия (Deutschland über alles)!

Но… на Святой Руси – хлебосольные и душевные, щедрые и великодушные русские мужчины, вы – самые лучшие! Вы чужды расчётливости и педантизма одних, прагматичности других, эксцентричности и снобизма третьих, свободны от перепадов импульсивного темперамента четвёртых.

Умеете дружить и любить. Не бросите в беде. Храбрые в сражении и сострадательные к бедствующим. Перейдёте через Альпы и подкуёте блоху. Полетите в космос и напишете «Троицу».

Немало бед и страданий выпало на вашу долю: война за войной, враги за врагами, испытания и страдания – чтобы выкосить вас до последнего, истребить, следа не оставить. Ан нет! Не вышло!

Русские мужчины – да сохрани же вас Господь! Пресвятая Богородица, простри Свой милостивый и всесильный Покров над нашими мужчинами!

А уж мы, женщины, вас не подведём!

Двери автобуса закрылись прямо перед носом. Евгения забарабанила кулаками в закрытую дверь с таким ожесточением, как будто это был последний автобус, Ноев ковчег, готовый отплыть от последнего островка суши.

Двери открылись.

– Девушка, вы что, на свидание опаздываете? – улыбнулся парень у выхода.

И она зачем-то виновато объяснила:

– Мне в больницу. К бабушке. Срочно!

Парень перестал улыбаться, сочувственно кивнул головой, а она уже забыла о нём, села на свободное место к окну – ехать нужно было далеко, через полгорода.

Да, бабушка позвонила и сказала: «Пожалуйста, приезжай побыстрее…» И её голос, всегда такой уверенный, такой командирский, звучал совсем иначе – как голос маленькой девочки, испуганной маленькой девочки.

Только вчера Женя сидела в просторной и светлой палате, выкладывала на новёхонькую красивую тумбочку сок, фрукты, куриные котлетки – всё, что обычно носят в больницу. Бабушка морщилась: внучка никогда не умела готовить так, как она сама.

Такие ароматные пироги, наваристый борщ, сочное жаркое, нежные, во рту тающие котлеты, как у Натальи Изотовны – пальчики оближешь, – вполне могли бы украсить стол самого изысканного гурмана.

Женя как-то сказала про бабушкину кухню словами из книги: «Баба, ты готовишь котлеты с таким искусством, как будто им предстоит долгая и счастливая жизнь!» И все согласились – сущая правда. Если бы Улицкая попробовала бабушкины котлеты, вдохновилась бы, наверное, на целый рассказ!

Всё, что ни делала бабушка – было самым лучшим! Она сама – всегда самая красивая, самая видная, умеющая из ничего сотворить королевский наряд. Невысокая ростом, пухленькая, русоволосая, боевая, быстрая – первая на работе и запевала за столом. Бригадир, чья фотография не сходила с доски почёта.

Умела вести хозяйство, экономить, у неё всегда и на всё хватало денег. Умела белить и шпаклевать, красить, вбивать гвозди, вкручивать лампочки, чинить и ремонтировать. В квартире всегда идеальная чистота. На стирку уходил весь день: всё кипятилось, отбеливалось, крахмалилось, подсинивалось, гладилось ещё влажным. Да, стирка была кошмаром из Жениного детства – она не могла выдержать ни темпа, ни нагрузки бабули.