Я была на самом деле очень обижена на Матвея, мне вдруг показалось, что он никогда по-настоящему меня не любил. Я думала о том, что он мог бы и сильнее стараться для меня, как я старалась для него. Он мог бы забирать меня с работы на своей машине чаще, чем пару раз в месяц, и он мог бы покупать мне мои любимые цветы, да хоть каждый день, а он этого не делал. Мне всегда хотелось, чтобы он готовил завтрак хоть иногда вместо меня, чтобы он приносил мне утром кофе, чтобы приготовил хоть раз что-то романтичное для меня. Меня мучило подспудное понимание, что он и не хочет быть со мной, и, наверное, и не хотел никогда по-настоящему.

Я стала вспоминать, как это было, когда мы только-только начали встречаться. Он так мне нравился, и я очень старалась показать себя с самой лучшей стороны. Забавно, но я не могу точно сказать, что меня в нем привлекло. В моем воображении стали проступать сначала неясные, в затем все более четкие контуры того места, где мы впервые встретились. Это, кажется, было в центральном парке. Я, по-моему, впервые в жизни решила погулять одна, не с подругой, не с ухажером, не с кем-то из коллег, а одна. Своего рода вызов, потому что я, на самом-то деле, боюсь оставаться наедине с собой, всегда боялась, потому что это ужасно скучно.

В тот день было очень тепло, весь парк был залит приятным равномерным свечением золотисто-желтого цвета. Кажется, от горячей земли вверх поднималась испарина, так что создавалось впечатление, что все, что ты можешь видеть – всего лишь мираж, иллюзия. Я медленно шла мимо лавочек, выбирая ту, которая мне понравится больше всего. На одной отдыхал бездомный, развалившийся бесстыдно на скамейке. Он дремал, из его рта вылетали хриплые причмокивания, а в правой руке он крепко сжимал бутылку водки. Меня аж покоробило от отвращения, так что я поспешила пройти мимо. Проплывали молодые люди, расслабляющиеся после пар в университете, юные девушки в задорных юбках, хихикающие не потому, что смешно, а чтобы привлечь внимание какого-нибудь из тех ребят-студентов.

С огромным усилием я продолжала шагать дальше, едва удерживаясь от того, чтобы не закатить глаза. Не могу передать, как все они меня раздражали. И тут вдруг среди всего этого уродливого карнавала безвкусицы и лжи я заметила его – то ли непонятый гений, то ли недооцененный художник. Я еще даже не знала его имени, но уже четко понимала – я ему нужна, только я ему могу помочь. Он сидел один, на самой дальней лавочке, в глубине деревьев, скрытый густой тенью зеленой листвы. Его голова была устало откинута назад, так что казалось, что он томно смотрит куда-то вверх. Правую руку он положил на спинку лавочки, и кисть небрежно свисала, как будто бы была очень утомлена. Все его тело давало мне понять, что он какой-то несобранный, а кроме того глубоко разочарованный в жизни, уставший от чего-то, может быть, даже и от самой жизни.

Я подошла поближе и спросила, не занято ли рядом с ним. Он немного встрепенулся и удивленно посмотрел на меня. Видимо, он не ожидал, что кто-то его побеспокоит. После того, как я спросила его имя и представилась сама, он заметно оживился, ему было приятно мое внимание. Не помню, что там было дальше, потому что никакого особо удовольствия я от этих отношений не испытывала. Он был подающим надежды, но бедным и несчастным программистом, а я решила, что это задачка как раз для меня. Если говорить метафорически, то я отбросила все-все свои дела и планы ради того, чтобы вырастить из него Человека. На самом деле, я влюбилась, вроде как, и не в него, а в мои мысли о том человеке, каким он мог стать.