Перед вечером решил спросить лоточницу, лицом похожую на масленый блин подрумяненный.

– Акулина-то?! – удивилась лоточница. – Так она тут всегда. Разбогатела, ларек завела. Последний вон в том ряду.

– Да смотрел я и ларьки…

– Так вчерась она на мельницу ездила, а сейчас небось свежие калачи печет. Но девка там всегда сидит, такая чернявенькая. Племянница ее, Агашкой звать. Уж такая умница…

Клим, не дослушав, поблагодарил и чуть не бегом пустился к ларьку. Верно, небольшой ларек, небесной краской выкрашенный. В окошке девушка лет пятнадцати, чернобровая, черноглазая. Зеленым платком повязана, а из-под платка коса до пояса, вороньего крыла черней. Отсчитывает она мужику крендели и весело разговаривает. Клим от нее глаз отвести не может, затуманился взор от набежавшей слезы. А она заметила его, приветливо зовет:

– Иди ближе, дедушка, держи кренделечек.

Дрожащей рукой принял крендель.

– Спаси Бог тебя, красавица.

– Какая же я красавица? – весело ответила Агаша, улыбкой засветилась. – Черномазкой дразнят.

– Потому и дразнят, что красоте твоей завидуют! А тетка не будет ругать, что кренделя не хватит?

– Что ты! Ешь на здоровье, она у меня добрая.

Клим заставил себя отойти в сторонку. Ушел на берег реки и стал следить за ларьком. Вскоре начали лари запирать. Заперла и Агаша свой. Захватила большую корзину. Тут подошел к ней какой-то старичок с такой же корзиной, и они пошли вверх по Неглинной. Клим шел далеко позади, стараясь не терять из виду зеленый платочек. Шел и ревновал: дед небось к Акулине присватался!

И смех и грех – легче стало, когда Агаша юркнула в ворота, а дед прошел дальше.

Заметил Клим дом вдовицы. Ворота и забор добрые. Дом не маленький, крыша щепой крыта. За забором корова мычит. Слава богу, не бедно живет!

На следующий день ранним утром наблюдательный пост снова занял. Видел, как Акулина с Агашей корзину, покрытую белой тряпицей, унесли. Потом Агафья за водой ходила. Сдала, горемычная. От бадейки перегнулась, через пять шагов руки меняет.

Подождал немного, осмотрелся и решил войти на двор. Тут увидел: Акулина возвращается. Подошла она к воротам, и он подошел:

– Дозволь, хозяюшка, во двор войти, водички испить да отдохнуть малость.

– Проходи, сделай милость… Чего ж тут остановился? Пошли в избу. Молоком угощу. Из каких краев будешь?

– Издалека, хозяюшка. В полоне был. Теперь домой в Белоозеро пробираюсь.

Вошли в избу. Пол свежевымытый, на окнах занавесочки. Перед киотом лампада. Таким уютом на него повеяло! Пришлось долго креститься, чтобы овладеть собой, не расплакаться. От печи из закутка Агафья выглянула. Акулина сказала ей:

– Мамаша, угости молоком странника. Снимай суму, дедушка, садись.

Перед ним поставили на стол крынку молока, ковшик и краюху хлеба. Ест он хлеб, молоком запивает, а все равно еда в горле застревает. Бабы стоят, на него во все глаза глядят. Агафья вдруг вскрикнула:

– Батюшки! Господи! Неужели?.. – закрестилась, рукой рот закрыла. Акулина только ахнула.

Взглянул на них Клим, стоят, руки к лицу поднесли, слезы потоком льются. Он перестал есть, нагнулся к столу и тоже не удержался, заплакал…

Не было бы дел по хозяйству, до вечера проговорили б. Но свиней кормить, корову доить, да и самим есть-пить надобно. Самое главное рассказали друг другу, а перед уходом Клим снял тяжелый пояс, посоветовал в погребе зарыть, от пожара и от людей подальше. Брать сейчас для хозяйства Акулина отказалась: деньги у нее были. Прошлый год приходил маленький мужичок, который и раньше захаживал. Объявил печальную весть – убит Юрий Васильевич. Поплакали, погоревали. Ушел мужичок, денег богато оставил. После они купили этот дом и переселились из Стрелецкой слободы. Спокойнее тут.