– Лена Самойлова и Валера Четнов – 3 отряд; Катя Михайлина и Сережа Дорофеев – 4 отряд, – голос вожатой выдернул ее из размышлений. – Час на то, чтобы распаковать вещи, дальше – инструктаж. Свободны.

Понятно, она сама мимо Саши, ну как всегда. А этому Дорофееву как подфартило! Жаль Катьке-то все равно, если эта шпана будет к ней лезть.

Но вышло по-другому, совсем не так, как думала Лена. Когда Сережа подошел к девушкам, Катя неожиданно спросила: «А что случилось с тобой в том году?».

Нет, это был обычный и простой вопрос для обычного и простого человека, но Катя таким не была. Очень редко она первая проявляла интерес, позволяя в первую очередь развлекать себя.

– А пошли я твои вещи снесу, может по дороге что-нибудь и скажу.

Катя едва заметно улыбнулась и протянула парню сумку. В это время к Лене подошел щуплый паренек, не по погоде одетый в длинную рубашку и куртку, и это в 30 градусную жару.

– Валерик, – серьезно представился парень, поправив на носу очки.

– Фигерик, – оторвав взгляд от удаляющейся Катиной спины, огрызнулась Лена и с кислым лицом потащила свой рюкзак к корпусу.

Очутившись в своей комнате в корпусе, Лена прямо в одежде плюхнулась на кровать. Ничего, ничего. Сколько таких пережили и тебя переживем. Никакие парни не изменят того, что она для Кати самый родной человек, ближе чем кто-либо.

«Л-у-ч-ш-и-й д-р-у-г», – посмаковала эти два слова Ленка. Есть самый лучший напиток – яблочный сок и есть все остальное, есть самая лучшая песня – «Арлекино» и есть все остальное, есть самый близкий человек – Катя и есть все остальные. Точнее нет никого остального. Других друзей или даже просто хороших знакомых, с которыми можно было бы перекинуться парой слов, у девушки не было. Она была словно лошадь: нервная, крупная, с шорами на глазах, позволяющими видеть только одно. Школьницей Лена не понимала, насколько вся ее жизнь сошлась на Кате.

«Зато сейчас понимаю», – зябко поморщилась Елена и подошла к корпусу. Их смена оказалась последней, лагерь уже тогда нуждался в ремонте, и его планировали закрыть на год для масштабной реконструкции и отделки. Год растянулся на два, а там случился распад Союза и маленький, обветшалый лагерь на окраине провинциального городка стал никому не нужен. Дверь в третий корпус была кое-как заколочена досками, которые отодрать мог любой желающий.

«Вот я и отдеру», – не очень решительно подумала Елена. Может ну их всех, эти сны, историю, которая произошла будто в прошлой жизни, людей, чьи лица уже почти стерлись из памяти. Но дверь поддалась, а значит отступать уже было поздно.

А Ленка пока просто раскладывала вещи, улыбаясь самой себе. Она очень любила лагерь и верила, что эта смена будет особенной. Сюда, тихоню и домоседку отправляла ее мама, надеясь, что ее тепличное растение наконец найдет себе друзей, а не будет таскаться только с этой Михайлиной, которая крутила ей как хотела. Маме Лена не верила и лишь огрызалась на эти слова, впрочем, не очень то и злобно. Все равно, что думает мама, если можно жить целый месяц в чудеснейших деревянных домиках (если повезет, то в комнате с Катей), купаться в мелкой, неторопливой речке (с загорающей в это время на берегу Катей), играть в классики, резиночки, догонялки (с неуклюжей, как и она, Катей), что угодно делать вместе с лучшей на свете Катей. Сама же героиня Лениного сердца, лагерем не горела, сюда ее отправляли вечно-работающие родители, но проводить время с Леной ей очень нравилось, и к оставшимся в городе друзьям и подружкам тянуло слабо.

«Да лучшая ты у меня, лучшая», – иногда с улыбкой, иногда с усмешкой успокаивала ее Катя. Девушка не понимала тягу Лены к выделению самых-самых из самых-самых, но особо и не возражала. «Опять дурит», – думала она.