– Не все признаки можно описать одним словом. Бывают необходимы и словосочетания, – заметил Михаил.
– Бывают, – согласился Антипов. – Но надо будет как-то исхитриться.
На этом инцидент с директором оказался исчерпан, но, как выяснилось без промедления, к величайшему разочарованию Белянчикова. С этого времени его отношение к Горскому радикально переменилось. Вместо уважительного внимания выражалось полупрезрение. Очевидно, Белянчиков решил, что он уже во всех делах научился разбираться лучше Михаила. Этому сопутствовал менторский и взыскующий тон хозяина, едва выносящего присутствие рядом с собой опасного и вредного человека исключительно из нежелания спорить с шефом, однако с неослабевающим желанием в нужный момент добиться своего. Перемена отношения Белянчикова к Михаилу была столь разительна даже на фоне антиповского нерасположения, что Михаил не находил удовлетворительного объяснения его мотивам. Обычным административным хамством дело явно не ограничивалось – если бы все заключалось только в нем, то Белянчиков не забегал бы в своем усердии избавиться от Михаила вперед паровоза, то есть Антипова. Объяснение нашлось неожиданно и случайно. У Михаила где-то в транспорте вытащили кошелек, а в нем незначительную, но в то время очень нужную сумму – около пятидесяти рублей. От этой потери он испытывал острую досаду, которая только усиливала общее плохое настроение на работе. При мысли о работе в памяти всплыла и фигура Белянчикова, рьяного в ненависти и вполне самодовольного – и вдруг Михаил понял, в чем дело. Если его самого так расстроила и даже слегка выбила из колеи такая однократная и в общем незначительная потеря, то с какой силой должен был ненавидеть его Белянчиков при мысли, что если бы он поддержал позицию Горского (а, видимо, сделать так его все-таки подмывало), то он, возможно, рисковал потерять от немилости Антипова много-много больше. Если директор во гневе, вызванном нелояльностью и бесполезностью своего школьного друга, разжаловал бы его из начальников направления в начальника сектора или, того хуже, в старшего научного сотрудника (а такие случаи уже бывали), то он терял бы не пятьдесят рублей, а втрое или даже вчетверо больше и не единожды, а ежемесячно. Тут уже действительно было за что ненавидеть Горского, если не как вора-карманника, то как провокатора, по милости которого он рисковал лишиться минимум трети зарплаты или даже больше того. Пока что Белянчиков вынужден был из-за умеренности Антипова ограничиться мелкими пакостями. Однажды он отказал Михаилу в просьбе отпустить его с работы (раньше Белянчиков разрешал это с готовностью). Больше Михаил к нему ни с какими просьбами не обращался. Нередко он проверял, на месте ли Горский, когда до конца работы оставалось секунд десять или вызывал к себе после работы для специально спланированного на это время разноса или под предлогом срочности дела. Все говорило о том, что Михаилу в интересах собственного спокойствия надо скорее уходить.
Между тем затея Антипова взлететь на фоне американского уважения к его компетентности и готовности действовать по-американски в своей стране была дружно провалена коллегами-директорами и даже более высоким начальством. Отчет Антипова в высшие сферы не проник. Туда отправился отчет, написанный другими лицами, стоящими на позициях реализма и неприемлющими выскочку-наглеца. Лобовая атака на рутинную организацию информирования специалистов самого разного уровня и положения провалилась. Неудача сильно задела самолюбие Антипова, но не заставила опустить руки. Он решил провести фланговый маневр, и если не удалось захватить главную господствующую высоту, то надо постараться оседлать другую высоту, контролирующую подходы к главной, и это каким-то образом ему удалось. Антипов очаровал критической настойчивостью руководство ВАК»а и был назначен председателем экспертного совета по диссертациям в области научно-технической информации. Теперь мимо него, не заплатив (в переносном, конечно, смысле) какой-либо дани, не мог проскочить никто из его амбициозно настроенных коллег. Они должны были поддерживать миф о его лидерстве и в той или иной степени принадлежать к «школе Антипова» – к единственной, заслуживающей права на существование в СССР. Несогласным оставалось лишь пытаться получить вожделенную ученую степень в смежных областях, где положение контролировалось другими Антиповыми, которые были вряд ли лучше его. Теперь Антипов мог вести себя как сильная личность. Он – и только он – регулярно возглавлял оргкомитеты всесоюзных конференций по информатике и выступал на них с основными пленарными докладами. В его власти было допускать или не допускать к печати чьи-то доклады и тезисы, которые шли в счет необходимых перед защитой публикаций, и ему уже стало казаться, что обходная дорога приведет его к овладению и главной высотой, как вдруг..... Та монополия, которую он взлелеял для своего успеха, сыграла с ним злую шутку. На очередной всесоюзной конференции в Сибири заинтересованные в его поддержке хозяева места ее проведения угостили Антипова, а с ним и еще нескольких важных членов оргкомитета номенклатурной баней в загородном пансионате. Разумеется, баня была там не единственным угощением для сильной личности. Антипов и в самом деле был в ударе, молодецки, не хуже сибиряков, хлопал стакан за стаканом. Он действительно умел хорошо держать градус, но на этот раз «термы» в сочетании с водкой оказались сильнее его организма. С тяжелым инфарктом он был перевезен перепуганными хозяевами из пансионата в реанимацию, где он и пробыл несколько недель, прежде чем смог вернуться в Москву. А там ему скоро дали понять, что для напряженной работы по руководству системой НТИ для ряда отраслей он со своим подорванным здоровьем не подходит.