Ну, это я немного сильно отвлекся. Мы выехали обратно из Кировабада, когда уже начинало темнеть. Ящик с наркотой лежал в салоне и не напрягал. Совершенно не напрягал, пока, как уже было сказано «лясточка пиз… э-э-э… звездой» не «накрылся». Что-то с проводкой, стартером, да еще и прокладкой головки блока цилиндров. И мы встали. Километров за полста от Кировабада, который ныне Гянджа. Посреди аллееобразной дороги. Меж пирамидальных тополей. В окружении голого, по причине зимы, хлопкового поля (летом мимо этого поля ездить забавно: сидит за столом мордастый приемщик в норковой шапке сверкая золотыми зубами, играет со вторым, не менее мордастым приемщиком в нарды и оба пьют чай из грушеобразных стаканчиков, причем происходит все это в окружении еще пяти или шести сочувствующих, а бабы здоровенные корзины с хлопком к ним подтаскивают и еще чай доливают, когда кончается; очень нравился мне этот обычай). Билли откинул крышку капота, которая находилась в кабине, лихорадочно копался в двигателе и ругался: – Товарищ лейтенант, давай лясточка сожжем нах! Мне родители новую машину купят! Совсем новую! Нэ будет ломаться…

Машины не ездили, ибо вот-вот комендантский час. Тут ящик с наркотой и начал напрягать. Все сильнее и сильнее, пока вдали не показались фары. В такое время ездить могли только вояки. Или совсем наоборот. Но вояки с большей вероятностью, поэтому я лихо выперся на середину дороги и махнул фуражкой. Фары располагались на милицейском УАЗике. Который 469. С места старшего выскочил вованский21 старлей (надо сказать, что тогдашняя готовность прийти на помощь своим и следующее из него ощущение того самого «военного братства», несмотря на цвет петлиц и формы, дорогого стоит).

– Ты чего тут стоишь? – задал он хотя и очевидный, но, по-моему, глупый вопрос. Поскольку ситуация к шуткам уже не располагала, пришлось объяснить все серьезно. Про ящик тоже. Он начал чесать репу под фуражкой, ибо сам ехал по весьма неотложным комендатурским делам. Поскольку мы уже успели познакомиться, то Серега из Новосибирска бросил чесать репу под фуражкой: – Так, Леш, давай я тебя дерну, если заведетесь – доедете до Мир Башира, тут рядом. Там волгоградский милицейский батальон стоит, переночуете. Я их по рации предупрежу, если через полтора часа не появитесь – вышлют навстречу тревожную группу.

До Мир Баширского блок-поста мы с Билли дотарахтели. А потом вместе с ящиком, уже пешком доковыляли до места дислокации батальона. Опять у своих. После представления комбату, тихо прихлебывавшему шамхорский коньяк вместе с замом и особистом, нас не только покормили остатками ужина и положили спать, но еще и подняли на завтрак. Потом мы снова перли в машину наш опечатанный ящик, потом чинились, потом починились и, наконец, поехали. Проехали еще километров сорок. И к вечеру у Мардакерта встали насмерть. Радовало только, что до блок-поста минского полка ВВ было метров двести. Я вышел покурить. Билли чего ковырял в двигателе, поминая лясточку, лясточкину маму, поджог и покупку нового автомобиля. И тут… Наш полковой командирский УАЗ. С содержимым, то есть с командиром, замполитом, зампотылом и зампотехом. Из дивизии. Описывать гребуки, которые командир навтыкал зампотеху за содержание автомобильной техники и которые слышно было не только мне и обоим водителям, но и вованам-солдатикам с блок-поста, не стоит. Но когда гвардии полковник, два гвардии подполковника, один гвардии майор и один гвардии лейтенант ручками дотолкали машину до блок-поста, его начальник, старый служивый прапорщик смотрел на командира весьма уважительно. Тягач мы ждали в вагончике. Билли спал, я болтал с прапорщиком. Потом ехали, включая на блок-постах свет в кабине. И доехали.