Что ты одна из многих!
И если выпито вино,
А хмеля нет, то
Не сердись на гончара, —
Вина здесь винодела!!!
Я отдаю всё то, что сам имею
Я отдаю всё то, что сам имею,
Но брать хочу лишь то, что не велят.
Я жить хочу не тлея, а – сгорая,
Как жили те,
Чьим именем горжусь.
И красота со мной дружна, как прежде,
И с лирой робкой время стал делить.
Как та заря, что скоро цвет изменит,
Её последним всполохом
Хочу для Вас я быть.
У Вас иное жизни представление,
Другим Вы молитесь богам,
А для меня, чем дальше, тем дороже —
Моей судьбы счастливое видение,
Что каждый день и каждый час тобой благоволит!
Однажды
И вот однажды, вдруг устав
Бродить по миру одиночкой,
Он вспомнил взгляд её и нрав
И захотел увидеть срочно.
Нашёл он адрес, взял билет,
Вернулся в город юных будней.
По-прежнему здесь воздух чуден
И замечательный рассвет!
Пока спешил купить цветы,
Всё вспоминал её улыбку
И как шептала: «Только Ты…» и…
Свою жестокость, и ошибку.
И вот уже её порог.
Душа дрожит, внутри волнение.
Вдруг охладит его презрением,
Закроет сердце на замок?
Звонок. Шаги. Открылась дверь.
Глазам поверить он не может…
Ведь перед ним стоит теперь
Он сам… Но только помоложе.
Смятение чувств и в горле ком.
Глаза в глаза в беззвучном миге.
– Вы к маме? Что же, проходите.
– А где она?
– Я ждал вас. Мама говорила,
Что будет день и будет час,
Когда придёте. Вас простила
И не держала зла на вас.
– Я бы хотел её увидеть
И попытаться объяснить.
Хоть ничего не изменить
И не забыть ей той обиды.
– Вы не успели. Мамы нет.
Вот… Вам письмо отдать просила.
Её уж долгих десять лет
Хранит безмолвная могила.
Остолбенев, вмиг постарев.
Открыл письмо, а в нём две строчки:
«Ждала… Любила… Сын…»
И…
Что жизнь его теперь – фиаско:
Ничем не погасить кредит её прощения.
Процентом совесть не купить,
Отцовских чувств не ощутить!
Добавлю строчку:
Простят ли нас за меньшие ошибки?
Жить километрами
Если в светлое веришь, если даришь тепло,
Не войдут в твои двери ни коварство, ни зло…
Если трудно в дороге, ты меня позови!
Нам вдоём нет, не тесно на реке и в горах,
Рюкзаки за плечами и кампас на руке —
Как же здорово видеть на лице твоём счастье
И Высоцкий Володя звучит в голове!
Бытом нас не увлечь, мы коварство отринем,
Зло к себе не допустим – нам в интригах не тлеть,
Посмотри как стелится над горою закат —
Шлейфом ярким нас греет, целоваться велит.
Будем жить километрами,
А не квадратными метрами,
Не выставке – на небе, наблюдать колера!!!
Не по Сеньке, видно, шапка та была
Как сходились, всем вестимо,
По любви – не по уму,
Разошлись, как говорилось,
По уму – не по любви.
Что нам делать, чтоб молву опередить,
В «Угадайку» нам с судьбой не ворожить?
Я на паперти с сумою постою,
У народа ума-разума займу.
Не по Сеньке, видно, шапка та была,
Коль к Ванюшке моя милая ушла?!
И накинуть на белые плечи
«Все они говорят об одном
Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что эта отрада – в любви…
И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам…
Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят: нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим…»
Игорь Северянин, 1927
Я хочу прогуляться вдоль моря
От Аркадии до Лонжерона,
А затем в той часовне,
Где поют соловьи за оградой,
Губ шальных оборвать поцелуй и
Накинуть на белые плечи
Цвета осени тёплый платок…
Ты не будешь жалеть,
Что на Севере дальнем есть кто-то
И в глаза мои дерзко взглянув,
Ты мне скажешь:
«Я жду тебя, милый!»
Притяжение к ней
Что вы хотите от женщины бедной?
Что вы хотите от женщины вредной?
И невозможной, и неизбежной,
Что вы хотите от женщины нежной?