«Что ж тут такое…» – мелькнула мысль.

Присутствие Элия Адриана в таблинии легата было вполне ожидаемо. На то он и трибун-латиклавий, чтобы все время отираться подле легата. Рядом с Адрианом сидел Валенс. Центурион был мрачен, как Юпитер, у которого ревнивая женушка превратила очередную любовницу в корову (Приск обожал «Метаморфозы» Овидия).

В углу за отдельным столиком помещался писец.

– Итак, тирон Гай Острий Приск, ты обвиняешься в убийстве Публия Кация Фирмина. Признаешь свою вину?

– Нет. Я лишь защищал свою жизнь! – Приск сам удивился, как спокойно звучит его голос. Как будто обвинение относилось не к нему.

– Фирмин на тебя напал? – спросил легат.

– Точно так! – ответил Приск.

Наталис поморщился.

Писец записал вопрос и ответ.

«Целая поэма получится», – подумал Приск. Только чем эта поэма для него закончится? Вспомнился тот парень у столба. Разом вспотели ладони, по спине покатилась капля за каплей.

«Нет, этого не может быть. Столб – этого не может быть».

Адриан принялся листать свою записную книжку – такие безделки, сшитые из кусочков пергамента, были среди аристократов в моде.

– Он кинулся на тебя с мечом? – продолжал свой допрос легат.

На лице его застыла брезгливая мина, будто легат смотрел на что-то мерзкое, грязное, но не имел права отвести взгляд.

– Именно так. Я вынужден был защищаться.

– Откуда у тебя боевой фракийский меч? Кто тебе его дал?

– Он появился внезапно из воздуха. Центурион Декстр видел.

Приск чувствовал, что Декстр смотрит на него в упор. Смотрит, но ничего не говорит.

Конец ознакомительного фрагмента.