– Но он мне пока ничего такого не предлагал! Ну, кроме приглашения в свой манипул.

Старый легионер усмехнулся:

– Не бойся, еще предложит. И очень даже скоро. Впрочем – тебе выбирать.

И ведь центурион оказался прав! Прав в полной мере! Едва Юний и Гета успели зайти в хижину, как их тут же приветствовали:

– Ну наконец-то явились!

Оба – и молодой господин, и слуга – вздрогнули. Рысь быстро протянул руку к прислоненному к стене пилуму. Голос раздавался с ложа – видно, там, на красивой, недавно купленной на торгу циновке как ни в чем не бывало развалился чужак! Лицо его из-за темноты нельзя было разглядеть, вполне возможно, это и был кто-нибудь из хороших знакомых, но это уж верх наглости – улечься на ложе в отсутствие хозяина.

– Оставь в покое дротик, дружище Юний, – хрипло засмеялся неведомый ночной гость. – Это я, Домиций.

– Верула? – удивленно переспросил Рысь. – Что ты здесь делаешь?

– Дожидаюсь тебя… Нет, не вели слуге зажигать светильник! – предостерег Домиций. – Пусть лучше выйдет и посторожит на улице от лишних ушей.

– От лишних ушей? Зачем?

– Затем, – с нажимом отозвался Верула. – Сейчас как раз удобный случай.

– Ну, хорошо, – вспомнив предостережение центуриона, Юний согласился. – Гета, выйди и посторожи у дверей.

Слуга молча выскользнул из хижины. Скрипнуло ложе.

– Садись куда-нибудь, не маячь, – по-хозяйски предложил гость. – Беседа может оказаться длинной.

Рысь нащупал резное креслице. Вообще-то подобная мебель считалась женской, но ведь нужно на чем-то сидеть. А сделать из хижины некое подобие римской столовой – таблиниума – все равно не получалось, размеры помещения не позволяли.

– Слушаю тебя, Домиций.

– Слушай… – Верула усмехнулся, немного помолчал и продолжил: – Ты грамотный парень, Юний. Не стану скрывать, я давно тобой интересуюсь. Ты – единственный! – спрашиваешь в лавках книги, вот, совсем недавно, купил Вергилия…

– Ты неплохо осведомлен!

– Так я и не скрываю, что присматривался к тебе. И даже читал твои отчеты центуриону. Неплохо пишешь – кратко и по существу дела. И точно так же, как наш кастелян Фрикс.

– А при чем тут кастелян? – удивился Юний. Он чувствовал в речи Фракийца какой-то подвох, но вот какой – пока еще не распознал.

– При чем кастелян? – Домиций рассмеялся. – Сейчас узнаешь. Я ведь не зря переманиваю тебя в свой манипул. Ты грамотен и умен. На вот, взгляни… вернее, пощупай…

Он что-то протянул Юнию. Две сложенные вместе дощечки, покрытые тонким слоем воска – точно такие, на каких писались официальные отчеты и прошения.

– Узнал? Да, точно такие же, на каких пишутся документы гарнизона. Мне их делает на заказ один умелец из местных. Осталось только заиметь возле начальства своего человечка – ловкого, умного, грамотного – вроде тебя, Юний!

– Подделывать таблички?! – изумился Рысь. – Но зачем?

Верула глухо хохотнул:

– Ну, ты же умный парень. Что плохого в том, что наш манипул – а я надеюсь, ты в нем все-таки будешь, – получит больше зерна и продуктов или больше амуниции и оружия? Все это можно очень выгодно продать местным.

– Деньги? – презрительно бросил Юний. – Мне вполне хватает жалованья.

– Пока хватает! – жестко произнес Домиций. – Император урезает в легионах пайки, запрещает ветеранам объединяться в коллегии для защиты своих прав! Деньги, только деньги, а не правда и честь правят Римом. Без денег – ты никто. Знаешь, сейчас ветеранская пенсия кажется такой большой… Еще бы, целых двенадцать тысяч сестерциев, огромные деньги. А пара жирных голубей стоит тысячу! А сто тысяч может стоить раб, какой-нибудь красивый, обученный приятным манерам мальчик, годный лишь для постели хозяина! Что такое жалкие двенадцать тысяч? Или мы, воины, не заслужили большего? Согласись, к нам относятся несправедливо. Вот я и пытаюсь хоть как-то эту несправедливость исправить. Хоть немного…