– Здесь его оставим?! – настойчиво повторил голос, но ответ остался неслышен.

Уходите. Если вы и правда их видите, если способны, то уходите. Даже если это обман или дьявольская шутка. Обманываться хорошо. Просто мне уже известна правда. Нет никаких других цветов. Есть только один. Белый.

Хан наклонился над самым лицом.

Белый.

Протянул руку и провёл ладонью по глазам.

Белый.

Осталась только пелена. Вечная пелена.

Бе…

Ксения Еленец

Ветер пронёсся по крыше, подхватил принесённые на подошвах ботинок листья. Егор поплотнее укутался в куртку, открутил крышку термоса и сделал большой глоток. Кофе плескался на самом донышке и практически остыл.

Листья – жёлтые, ломкие – сделали пару вальсовых па и сорвались вниз. Смотреть, как они планируют с высоты тринадцатого этажа, Егор не стал. Он старался без нужды не подходить к краю крыши – копошение крошечных фигурок внизу скручивало внутренности в тугой ком. И манило. Щекотало сознание сладостным ужасом. Звало шагнуть за край.

Нить на запястье натянулась, отвлекая от раздумий. Значит, пора готовиться.

Егор приложил ладонь козырьком к глазам, прячась от солнца.

Птица плясала в вышине белой кляксой.

Вторую Егор разглядел не сразу. Она была маленькой и какой-то неуклюжей. Петляла странными зигзагами, замирала в нерешительности. Но на приманку клюнула.

Егор потянул за нитку, заставляя свою птицу медленно снижаться. Вторая, мелкая, бездумно полетела следом. Нитка в несколько мотков обвила запястье, заставляя птицу сесть на подставленную ладонь. Егор в очередной раз подивился, какая она странная. Совершенно лишённая цвета. Белый клюв, белые бусинки глаз, белые, шуршащие – будто бумажные – перья. Белые лапки, в несколько петель оплетённые красной нитью.

Мелкая птичка – точно такая же – безбоязненно опустилась на вторую ладонь, и Егор сомкнул пальцы. Пойманная птица затрепетала, шурша бумажными пёрышками, но сил вырваться у неё не хватило.

Егор развязал горловину сумки, просунул кулак внутрь и разжал пальцы, позволяя добыче упасть на дно. Внутренности сумки беспокойно закопошились.

– Как успехи? – Егор вздрогнул. Жнец оказался за спиной неожиданно, будто из воздуха возник.

Егор молча продемонстрировал сумку. Птиц внутри было мало – не больше десятка.

– Хреновый ты работник, Егорка, – жнец сокрушённо покачал головой. – Вернуть тебя, что ли, в больницу?

Егор сглотнул резко пересохшим горлом. В больницу он не хотел. Больница остро пахла лекарством, болью и безысходностью. Разрывала барабанные перепонки писком приборов и стонами умирающих.

Егор ещё помнил, каково это – умирать. Нырять в чернильное небытие, барахтаться там, захлёбываясь от ужаса. И не было никаких тоннелей с белым просветом. Были минуты, когда Егору удавалось вынырнуть в реальность, но и там не ждало ничего, кроме боли. Проникающей в каждую клетку тела, изнуряющей.

Ещё там ждал жнец. Тёмная бесполая, лишённая возраста фигура, которая раз за разом предлагала сделку. Спасение. И Егор сдался.

– Я наловлю ещё! Много! – пробормотал он, разматывая нить. Его птица расправила крылья, и прежде, чем она взмыла в небеса, Егор с ужасом обнаружил чёрную кайму на хвостовом пере. Жнец раздосадовано цокнул языком:

– Недолго осталось. Почернеет, другие перестанут к ней подлетать.

Испугаться Егор не успел. Где-то внизу раздался хлопок, завыли сигналки машин. В воздух взвились клубы черного дыма. Егор осторожно перегнулся через край крыши. Город лежал как на ладони – крошечный и суетливый. Пламя плясало на груде камней, оставшейся от жилого дома. Со всех сторон уже начали стягиваться мигающие маячками машины спецслужб.