Через час, на сковородке уже дымилось аппетитное жаркое и подогретые тосты. Элис постучала в дверь, ведущую на террасу.

– Ален, к столу! – позвала и открыв дверь, вошла внутрь.

Ален стоял посреди террасы возле мольберта. В руках его была кисть и палитра. Одет он был в одни шорты, голый худощавый торс поблескивал от пота. На смену солнцезащитных очков на носу красовались обычные очки в золотой оправе, каштановые, слегка рыжеватые кудри всколочены.

Ален задумчиво разглядывал холст на мольберте, покусывая кончик кисти. Из распахнутых окон дул свежий морской ветерок, кричали чайки и волны пели свои бесконечные песни.

Элис пригляделась к картине. На холсте был нарисован мужской бюст. Изображение было достаточно реалистичным, мужчина с картины выглядел словно живой. Моложавое лицо человека лет тридцати, с кудрявыми волосами, тонкими губами, немного длинноватым носом и какими-то демоническими глазами. На заднем плане нарисованного мужчины полыхал огонь пожара. Вид этого неприятного человека с дьявольскими, сумасшедшими глазами, языки пламени позади него – всё это внушало тяжёлое и удручающее впечатление.

– Кто это? – шёпотом спросила Элис.

– Гай Кесарь Калигула, – ответил Ален – Я пишу исторические портреты древних императоров.

– Как живой! – невольно вырвалось у девушки.

– Правда? Поверьте, Элис, мне, как художнику, очень приятно это слышать. Для меня это лучший комплимент, тем более из уст такой красавицы!

Элис зарделась от смущения.

– Пойдемте обедать! – пригласила она.

Ален отрицательно покачал головой.

– Я боюсь упустить вдохновение, которое меня поглотило на этой террасе. Но перекусить не откажусь! Элис, дорогая, если вас не очень обременит моя просьба, принесите мне еду прямо сюда. Я поем здесь, под шум прибоя, не отрываясь от работы.

Элис кивнула и вышла на кухню. Собрав еду в тарелку и прикрыв крышкой, прихватив столовые приборы, она снова вошла на террасу к Алену, поставив еду на столик.

– Спасибо, Элис, – поблагодарил он, не отрывая взгляд от портрета и продолжая водить кистью по изображенному пламени.

На голом плече его налипла клякса рыжей краски. Элис осторожно подошла поближе, достала из кармана домашнего халата чистый носовой платок.

– Вы испачкались, Ален, – робко сказала Элис, и бережно вытерла ему плечо, стараясь не смотреть на портрет Калигулы, производящий на неё жуткое впечатление.

Подойдя к нему вплотную, Элис почувствовала дурманящий запах вспотевшего мужского тела, от которого у неё закружилась голова. Пытаясь унять сумасшедший стук сердца, девушка протянула руку к плечу этого высокого мужчины. Сердце стучало с такой силой, что Элис всерьёз испугалась, что этот звук услышит Ален. Она робко провела платком по испачканному мужскому плечу… и едва не рухнула без чувств. Ей показалось, что на миг она потеряла сознание.

Девушка отпрянула в сторону, пытаясь сохранить остатки разума. В глазах плыли круги, мир вокруг поблек, и всё, что она могла видеть в эту секунду, это нарисованный, насмешливо – сумасшедший, горящий взор Калигулы, пронзающий её взглядом из портретной рамки.

– С вашего позволения, я бы закончил работу, – механически вежливым голосом произнёс Ален – А после уже принял бы душ.

Элис вздрогнула, словно очнувшись ото сна, поспешно вышла с трассы, плотно закрыв за собой дверь. Вдруг настенные часы в гостиной громко пробили три раза. Это было так неожиданно и громко, что Элис испуганно вскрикнула. На ватных ногах, она прокралась в свою комнату и рухнула на большую, удобную кровать.

Уже три часа дня! Только что было утро! Когда же успело пройти столько времени!