– Ладно, чего ты разошелся? – примирительно произнес Хороз. – Ты Джунаид-хану все больше о Ташаузе и Хиве толковал, а сам в Ашхабаде оказался.

– Теперь центр подполья переместился в Ашхабад. Отсюда нити ведут к верным людям, что живут в других городах и аулах.

– Кто они? – Высокий, сутуловатый Джапар Хороз вытянулся ужом. – Ты их знаешь?

– Э, брат! – хитровато усмехнулся Ходжак, приглаживая все еще черную курчавую бородку. – Такое за одно спасибо не называют. Вот в Герате тогда назвал Джунаид-хану кое-какие имена. Оробел перед ним, никак хозяином моим был. Теперь-то я ученый. Будешь, если всю жизнь ждешь, что за тобой рано или поздно придут.

– Ладно, заткнись! – Разочарованное лицо Хороза напоминало теперь вытянувшуюся мордочку крупного лиса, не сумевшего дотянуться до лакомой кисти винограда. – Если для тебя Эшши-хан уже никто, то найдется козырь покрупнее. Ты только скажи: спокойно в Ашхабаде, не замечал за собой слежки?

– В Ашхабаде-то спокойно. А начали бы за мной следить, сразу замели бы. Чекисты чикаться не любят.

Хороз испытующе взглянул на Ходжака и решил уходить.

– Ты передай своему… козырю, – насмешливо бросил Ходжак, – пустым придет, пустым уйдет, как ты. Мой пароль – деньги! Так я скажу даже самому Джунаид-хану, встань он из могилы. И только золотом!..


В узком ущелье Копетдага надсадно заухал филин. Ему в ответ тявкнул шакал и залился детским плачем. Ночная птица вскрикнула еще и умолкла, словно чего-то испугавшись. Горы отозвались многократным эхом и поглотили звуки. Чуть погодя снова раздался вопль шакала.

В диком каньоне посвистывал ветер да всплескивал на крутой излучине Сумбар. Ущербная луна заговорщицки спряталась в светло-сером клобуке туч. Темень поглотила скалы, горбатые арчи, заросли камыша у горной реки.

У трех орешников, свисавших над пропастью, где обрывалась тайная контрабандная тропа, копошилась неясная фигура в чекмене – повседневном туркменском халате и тельпеке. Издавая крики филина, человек вслушивался в сторожкую тишину. Из-за пограничной реки ему отвечало завыванье шакала.

Две тени перешли вброд Сумбар и залегли в кустах гибкого тала. Слепо взметнулись с шумом вспугнутые кеклики. По склону горы скатывалась мелкая галька. По тропе шли люди. Вот уже стал слышен шорох их шагов.

Человек в мохнатом тельпеке поднялся, встал у выступа громадного осколка сорвавшейся с кручи скалы. Его бил озноб. К нему медленно приблизилась тень. Послышался полушепот. Короткий разговор двух людей, будто случайно встретившихся на узкой горной тропе.

– Вы не видели днем верблюдицу?

– Какая она, молодая или старая?

– С рыжими подпалинами по бокам.

– Ищите ее в долине, у развалин старой Кизылбашской крепости.

Молчание. Путники пригляделись друг к другу. Одетый в тельпек Джапар Хороз сколько ни вглядывался в того, кого ожидал, так и не узнал его. Тот, судя по уверенным, бесшумным движениям, был молод, силен, явно ориентировался на местности.

– Идите за мной, – заторопил Хороз. – Держитесь правей. Скорей! Я ваш проводник…

– Разве? А я подумал, что вы кизыл аскер, – съязвил молодой голос. – Не спешите. – Он постоял, осмотрелся, вслушиваясь в тишину, и его высокая фигура скрылась в темноте.

Вскоре на тропе снова возникла человеческая фигура, донеслась туркменская речь:

– Веди… спокойно.

Это был уже другой человек, пониже ростом, грузноватый, в кепке и темной тужурке, из-под которой виднелась светлая рубашка. Пропустив вперед проводника, он двинулся за ним, видно, по привычке волоча ноги, отчего вниз скатывались камешки. Досадуя на него, Хороз нервно оглядывался – спутник, опомнившись, старался шагать бесшумно, но, забываясь, опять шаркал обувью.