Но наибольшую популярность, профессионализм и в какой-то степени даже академичность оркестр приобретает на рубеже 50—60-х годов, когда во главе музыкального коллектива становится В. М. Варфоломеев («Матвеич»). Творческая группа музыкантов увеличивается до двадцати пяти человек. В оркестр приходят А. Полохотников, Д. Васильев, Г. Сластин, братья Борис и Юрий Калмыковы, Э. Долингер, А. Велиев, Е. Пак, Г. Ким, А. Гаранкин, Ю. Ялов, С. Ладурко, В. Кулагин, Ю. Поляшко, П. Гудков, Н. Муратов, Г. Агапов, В. Эдинзон, С. Лёвкин, братья Н. и В. Киор. Пополняется и арсенал духовых инструментов: 5 труб, 5 теноров, 6 басов, 4 «альтушки», 2 баритона, 1 тромбон, 1 кларнет и барабан с тарелками.

Много сил и энергии для развития самодеятельного творчества и всей инфраструктуры, связанной с досугом и отдыхом заводчан, прилагают первые директора завода А. Ф. Кабанов и Н. А. Котов; первые директора Дворца культуры Н. И. Величко и З. Шарипова, первые начальники ЖКО ГНПЗ К. И. Сладков и Б. А. Бычков.

В те годы у духового оркестра появляется огромное число поклонников – любителей оркестровой музыки. А заводской район – Жилгородок – становится любимым местом отдыха не только заводчан, но и всех жителей областного центра. Гурьевский Жилгородок 50-70-х – это образец развития массовой культуры и самодеятельного творчества республиканского и всесоюзного значения.

То время по праву можно назвать «золотым веком» заводского района. Уникальный по своей архитектурной композиции, белокаменный жилой городок с дворцом и фонтаном в центре, окольцованный живой изгородью парковой зоны и как бы в завершение опоясанный голубой лентой Урала, поражал воображение панорамой райского уголка, затерянного в бескрайних и пустынных степях Прикаспия. В благоухающем от распустившейся зелени и цветов уютном микрорайоне тогда кипела бурная жизнь. Как всегда шумно и многолюдно было у фонтана «Три грации» и на главной улице – проспекте Сталина (Ауэзова).

Артисты театра репетируют новую песню. Справа по краям сидят самые юные музыканты оркестра: Женя Пак и Володя Сладков, Надежда Другова и др. 50-е годы

В прохладных тенистых аллеях ухоженного парка не смолкал весёлый смех гуляющей молодежи. На скамейках и в летних беседках за книгой проводили время отдыхающие. А рядом с ними на каруселях, спортивных площадках и зёленом газоне беззаботно куражилась детвора. Симметрично, как бы подчёркивая свою монументальность, утопали в зарослях душистой сирени и акаций скульптурные изображения писателей и поэтов – Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Крылова и других, молчаливо наблюдавших за происходящим. Здесь же, под раскидистыми кронами карагачей, отражаясь в чистой заводи искусственных прудов, словно в фигурных зеркалах, отдыхала на радость разыгравшейся весне волшебная сказка природы. А с наступлением сумерек неоновые фонари всё того же старого доброго парка, радушно подмигивая, приглашали желающих на танцевальный вечер.

Сохранившийся до наших дней как отпечаток исторического прошлого, «пятачок» старенькой танцплощадки ещё помнит отчаянный стук шпилек и каблуков наших пап и мам, наших старших товарищей. Это они, в лёгких крепдешиновых платьицах да в стильных, только что входивших в моду узеньких брюках, а также в остроносых, похожих на ящериц, туфлях, наслаждались молодостью, выплясывая под звёздным небом тёплой майской ночи коронный «ча-ча-ча».

Оркестр играл самые популярные в ту пору мелодии – марши, вальсы, фокстроты, танго. Танцы проходили по субботам и воскресеньям, с восьми вечера до полуночи. В перерывах – а их было два, по десять минут каждый, – музыканты, чтобы промочить горло или, как признались сами «бывалые», «продуть меха», ныряли в «аэродром» (так называлась пивная здесь же, в парке, рядом с танцплощадкой), чтобы выпить одну-две кружки пенящегося прохладного напитка. А затем снова – танцы, танцы… Нередко забойная мелодия какого-нибудь модного фокстрота поочередно перестукивалась с выстрелами из «воздушек» и доминошным «забоем» в популярнейшем в те годы заводском тире.