На мгновенье королем овладел гнев, он швырнул карту на кровать с такой силой, что занавеси над ней взметнулись словно от сквозняка. В сердцах зашагал дальше, кулаком распахнул двери в покои младшего сына. Тут господствовал беспорядок. Даже стулья, расставленные между колоннами в спальне Фаульна, здесь были разбросаны там и тут, как будто веселая компания молодежи спешно покинула душное помещение ради новой затеи мгновение назад. В спальне Альтура действительно было жарко. Король пробежал через зал, взял со скамьи возле кровати кувшин, и вылил содержимое в жаровню, оставленную в ногах кровати Хворубом. Паленья в камине весело потрескивали, ставни на узких стрельчатых окнах плотно закрыты. Король в беспокойстве распахнул створки ставен, в спальню вместе с дневным светом ворвался ветер, тотчас загасивший все факелы по стенам. Полыхнул огонь в камине, испугано рассыпая искры на каменный пол и убрался обратно. Стауг покачал головой, старый слуга с каждым днем все хуже справлялся со своими обязанностями. Но он посвятил всю жизнь службе своему королю и вряд ли сможет пережить отставку.

Король Стауг усмехнулся. Ему самому осталось провести на земле Северверна считанные месяцы, а может быть дни. Пусть уж Хвороба отправит на покой после него тот, у кого хватит для этого хладнокровия. Фаульн. Король вспомнил о карте, найденной в его спальне, отвернулся от окна и машинально взял со стула рядом листок тонкой гримлинской бумаги. В правом нижнем углу пряталась овальная розоватая печать бумажного дома гримглоссов.

Чудесную бумагу ткут подопечные братьев-книжников. Она тонкая, но очень прочная. Стауг провел ладонью по чуть шершавой поверхности. Он был уверен, только его младший сын способен оценить изделия маленьких ткачей по достоинству, придавая им еще большую красоту. Король поднес листок к глазам. Из странного, казавшегося вблизи беспорядочным, сочетания штрихов собрался портрет кентавра Тиббелуса. Король взял с сундука еще один лист. Это был незаконченный портрет Фаульна. Стауг вздрогнул, точно в глаза сыну взглянул. Большие глаза принца на портрете были прищурены и смотрели на отца напряженно, и было в них что-то, чего король в своем наследнике прежде не замечал. Объяснить себе впечатление король Стауг не смог и с трудом отвел взгляд. Поднял еще рисунок. И увидел себя. Замер. Как сын мог так понимать его? Портрет изображал короля в дни болезни. Стауг припомнил, что младший сын просиживал возле него часами. Он всегда являлся с какими-то бумагами, отговариваясь необходимостью помощи Фаульну в делах совета. Когда отец чувствовал себя легче, сын подолгу разговаривал с ним и что-то черкал по бумаге. Теперь Стауг разгадал, что именно. Но на гриммлинском листе король увидел не просто изможденное недугом лицо с усталыми глазами, но и то, что таилось за ними. Увидел и не сумел объяснить себе, как может его сын чувствовать так глубоко и как у него получается перенести свое знание на бумагу.

Король расстроено опустил листы на сундук, но положить их как следует ему никак не удавалось. Бумаги, шурша, соскальзывали под ноги. Наклонившись не раз и не два, король Стауг стал нервничать. Наконец, портреты ровно легли друг на друга, а уставший от борьбы с молчаливыми «противниками», король вернулся к окну.

За его спиной, за стеной, разделявшей спальни принцев, в двери своих покоев вбежал Фаульн. Собаки поднялись ему на встречу. Гаруна принялась ласкаться, поддевая головой ладонь наследника. Фаульн раздраженно отстранился. Он поспешил к сундуку с одеждой и вдруг услышал в соседнем зале шаги отца. Фаульн похолодел и схватил, упавшую на пол, карту пути к дому Хронома. Быстрый во всех своих решениях, не в силах ждать наказания, он бросился в спальню брата. Когда вбежал туда, отец стоял у одного из окон. Он не сразу отреагировал. Фаульн застыл на месте, в середине зала, не смея открыть рот. Несколько минут оба молчали.