За рекой старый Флауербед жил жизнью мудреца, размеренно и неторопливо. По узким древним улочкам проскальзывали озорные утренние лучики. Они освещали каждый сантиметр белокаменных стен вечноцветущего города, словно появившегося здесь по желанию самой природы, украсившей его каменным рельефом и с любовью обвившей цветами. Легкий ветерок доносил пьянящие сладкие ароматы с окрестных улиц. Над маленьким сквером царствовал раскидистый королевский делоникс, а под его покровительством журчал фонтанчик, подпевавший крохотным птичкам, спрятавшимся в зеленой листве. Было на удивление тихо, людей мало или Ирина их уже не замечала… Ноги сами привели ее к Цветочной, 17.
Спрятав слезы, она открыла хлипкую низенькую калитку дома, которая вряд ли служила препятствием для кого-либо. Дом тети Ирмы был типичным для старого района и мало чем отличался от остальных: небольшой, из белого камня, в круглом окне на мансарде переливался витраж, у входа разбит маленький сад. Однако на этой улице можно встретить какие угодно цветы, тогда как на других растения высаживают строго в соответствии с названиями улиц и переулков. Ирина постучалась и окликнула хозяйку дома своим звонким голосом:
– Тетя Ирма!
– Ты уже пришла, дорогая моя! – отозвалась она, отворяя дверь, и от дома сразу повеяло уютом.
Ирма, считавшая, что хорошего человека должно быть много, вопреки своему утверждению была очень худенькой дамой, маленького роста, с каштановыми волосами, собранными в пучок. Она любила во всем комфорт и мягкость, поэтому дома ходила в больших мягких тапочках, в которых, казалось, тонут ее миниатюрные ноги. Но выйти в таком виде на люди? Никогда! Она даже за покупками шла в туфлях на каблучке и составляла о себе мнение как об очень утонченной особе.
– Я тебя так ждала! Твоя комната уже готова, чемоданы еще вчера отнесли наверх, разберешь их позже. Ты, наверное, голодна, дорогая? Я заварила нам чаю, пойдем, расскажешь, как дела дома, как долетела…
– Конечно, с удовольствием, – сказала Ирина, а ее пустой желудок пробурчал: «Надеюсь, есть что-нибудь питательнее, а то мой голод чаем не потопить!»
По дороге на кухню Ирина заметила, что почти ничего не изменилось с тех пор, как она приезжала сюда десять лет назад; только в гостиной вместо нежно-голубых занавесок появились кремовые. Все необычные фигурки из дерева, фарфора, картины на стенах, которые она тогда так тщательно запоминала, остались на прежних местах. Надо отметить, Ирма отличалась консервативностью, и дом выглядел под стать хозяйке. Не потому, что был небольших размеров, а стены внутри такие же «утонченные». Просто обставлен со вкусом, ни одна деталь не была лишней, каждая о чем-то говорила. Дом, полный идеально сочетающихся противоречий. Абстракция в маленьких копиях скульптур и в картинах, выражающих мысль художника через геометрию, держалась на равных с традиционными направлениями в искусстве, картинами с классическими сюжетами средних веков; мебель в стиле модерн была одним целым с домашней техникой и умудрялась уживаться со старинными напольными часами и бронзовым подсвечником, находившим применение только в качестве украшения гостиной. И, конечно, книги, настоящие живые книги. Даже они были красивыми: редкие коллекционные издания расположились на полках в стене у стальной винтовой лестницы.
Годы, что Ирма проработала на различных выставках, а затем возглавляла музей современного искусства Блоссома, наложили отпечаток и на нее, и на ее образ жизни, и на дом. Казалось, она перенесла сюда частичку музея. Но только частичку. Дом не был безобразно переполнен вещами, но каждая имела свое достоинство и хранила дорогие Ирме воспоминания. Ирма любила в прямом смысле хранить у себя воспоминания и иметь возможность осязать их. Видимо, эта черта характера передалась Ирине именно от нее. Трудно определить, хорошая она или плохая, ведь порой груз прошлого слишком тяжел, особенно для таких хрупких плеч.