– Не делай этого. Они тебе не простят, Рейн. Будет мятеж. Ты не имеешь права. Только не ради меня.

Я усмехнулся, а сердце дёрнулось и сжалось так сильно, что мне стало больно. За меня боится? Неужели? Не играет, а на самом деле боится. Я на дне глаз её вижу этот страх и меня начинает лихорадить новой волной, новым приступом истерического триумфа. Не отдам. Пусть горит всё синим пламенем: и Валлас и Лассар!

– Я разберусь.

Повернулся к замку, отпирая и видя, как на меня смотрит Моран. Лицо женщины в кровоподтеках и ссадинах, одежда изорвана и висит лохмотьями. Инквизиция уже с ней поработала. На рассвете от нее бы самой остались одни ошметки.

– Выходи, – подал ей руку, помогая подняться, – Давай, поторопись.

Моран выбежала из клетки и рывком обняла свою госпожу, поглядывая на мое лицо без маски с выражением искреннего ужаса.

Они не сказали ни слова друг другу. Только смотрели в глаза и… я впервые увидел, как глаза Одейи сверкают радостью, она улыбается сквозь слезы. Улыбается, когда мои руки по локоть в крови валласаров, моих людей. За последние дни я убил их больше, чем проклятые лассары за последний месяц.

Женщины пошли за мной, а у меня в голове лихорадочно отщелкивало время до рассвета. Пересыпались крупинами кровавого песка часы. Я хотел вывести их через запасной выход из подземелья к стене Адвера, спрятать у вышки, а дальше провезти на север в военной повозке, которую не станут досматривать, если я лично выпишу пропуск. Это будет похоже на побег, если отправить на поиски дозор с собаками, то они ничего не найдут, так как ниада останется в Адвере. Сжимая рукоять кинжала, я вел их за собой вниз, на самое дно, к узкому лазу под городом.

На лестнице раздались шаги, и я впечатал обеих женщин в стену, сжимая кинжал сильнее и приложив палец к губам. Кто-то спускался вниз с факелом в руках. И этот кто-то не мог не заметить наверху мертвецов. Как только показалась фигура в форме, я резким движением вогнал острие кинжала в шею стражника, и он мешком рухнул вниз, скатился по ступеням, хрипя и разбрызгивая фонтаны крови по стенам.

Но он спускался не один. Я слышал шаги по крайней мере двоих и был готов к броску, но замер, увидел Сайяра. Мы смотрели друг другу в глаза ровно несколько секунд, потом он перевел взгляд на мертвого охранника и снова на меня. Его пальцы сжали рукоять меча, а мои всё так же сжимали кинжал. Я уже мысленно видел несколько способов, которыми убью его. И видел по его глазам, что он знает об этом. Сайяр разжал пальцы, опустил руку и склонился в поклоне. Я выдохнул и выпрямился, чувствуя, как вдоль позвоночника прошла дрожь облегчения.

Сайяр не двигался, смотрел на меня исподлобья.

– Ты единственный, кому я доверяю, как себе, – тихо сказал я, – единственный, кому я могу доверить её и не бояться, что праведный гнев превысит меру твоей преданности мне.

– Я клялся тебе в верности, Рейн, я принес тебе присягу на крови. Ты мне как брат. Я, скорее, дам изрезать себя на куски, чем нарушу эту клятву.

Зато я их нарушил. Все саананские клятвы нарушил ради нее. Только сейчас я понимал масштабы этой бешеной страсти. Этого больного безумия. А Сайяр их понял намного раньше меня.

– Уводи их обеих на север Адвера. Спрячь в охотничьем угодье. Найди преданных людей, которые будут их охранять. Выполняй.

Сайяр кивнул и, сдернув с себя плащ, накинул ниаде на плечи, но я впился в его плечо пальцами.

– Если предашь – умрёшь!

– Если предам – умру! – повторил, он все так же продолжая смотреть на меня, и где-то на дне его глаз я видел блики ненависти ко мне. Я и сам себя ненавидел. Но я разберусь с этим позже. Чуть позже и очень скоро, когда будем рубить лассаров, если Туарн откажется принять мое предложение. Когда будем брать Талладас.