На этом кладбище начали хоронить в 1640-м или около того. Здесь лежат три губернатора колониальной эпохи (один из них – делегат в Континентальный конгресс), а также один основатель род-айлендской франкмасонской ложи, один подписант Декларации независимости, несколько генералов времен Гражданской войны, немало смотрителей маяков и многие сотни негров-рабов, вывезенных из Гамбии и Сьерра-Леоне, Золотого Берега и Берега Слоновой Кости во времена расцвета работорговли, китобойного промысла и торговли ромом. На могиле Эбби Глэддинг стоит пострадавший от времени сланцевый камень, весь заросший лишайником. Но, несмотря на его возраст, неглубоко вырезанную надпись все еще можно разобрать:

А вверху надписи, на обычном месте Адамовой головы, вырезано изображение скрипки. Я сажусь на сухую, мертвую траву напротив надгробия. Не знаю, сколько времени я так просидела, – меня возвращает к действительности воронье карканье. Я оглядываюсь. За моей спиной, по направлению к Фэйрвелл-стрит, стоит дерево, все усыпанное крупными черными птицами. Они неодобрительно смотрят на меня, и я воспринимаю это как знак, что мне пора уходить. Мне пора в библиотеку, потому что ответы на последние неясности этой загадки ожидают меня там. Я найду их в старом журнале, или газетной вырезке, или в ветхой церковной книге. Я только знаю, что обязательно найду их, потому что теперь я приблизительно представляю, что произошло двести с лишним лет назад. Однако я покидаю могилу Эбби Глэддинг с неожиданной для меня неохотой. Я не чувствую ни страха, ни потрясения, ни упрямого неверия в эту невозможную историю. Какая-то часть меня отмечает эту странность – то, что я не боюсь. Я оставляю ее одну в ее тесной домовине, охраняемой каркучим вороньем, и иду к машине. Пятнадцать минут спустя я уже в Рэдвудской библиотеке, делаю запрос на все материалы, в которых фигурирует имя Соломона Глэддинга и его дочери Эбби.

– Как вы себя чувствуете? – говорит библиотекарша, и я спрашиваю себя, что же отпечаталось на моем лице или в глазах, что она сочла нужным задать такой вопрос. – Вам нехорошо?

– Да нет, ничего такого, – отвечаю я. – Просто поздно легла вчера, не очень хорошо выспалась. Да и, по правде сказать, немного перебрала с выпивкой.

Библиотекарша с пониманием кивает, и я улыбаюсь.

– Хорошо. Я посмотрю, что у нас есть, – говорит она и отправляется на поиски, результатом которых становится короткая статья, появившаяся в «Ньюпортском вестнике» в начале ноября 1785 года – всего через два месяца после смерти Эбби Глэддинг. Начинается она так: «Мы получили необычное донесение, в котором сообщается, что в ночь на 3-е ноября, то есть в прошедший четверг, из могилы и гроба было извлечено тело умершей и похороненной молодой женщины. Эксгумация была предпринята по воле отца усопшей, что делает данное происшествие, и так вызывающее недоумение, еще более непонятным». Далее следует описание ритуала, который известен каждому человеку, знакомому с произошедшим в 1892 году инцидентом с Мерси Браун из Эксетера, или с гораздо более ранней эксгумацией Нэнси Янг (лето 1827-го), или с любым другим случаем «обезвреживания» вампира в Новой Англии.

В сентябре 1785-го местный рыбак обнаружил труп Эбби Глэддинг в Ньюпортской гавани. Было решено, что она утонула. Ее тело было уже сильно тронуто разложением, и я подумала, что, скорее всего, дата на могильном камне – это тот день, когда было найдено тело, а не тот, когда она утонула. По городу расползлись слухи, что дочь Соломона Глэддинга, местного торговца, наложила на себя руки. Молва описывала ее как «особу нрава своеобразного и меланхолического»; незадолго до того она отклонила предложение руки и сердца, исходившее от старшего сына еще одного ньюпортского торговца, Эбенезера Баррилла. Еще поговаривали, – уже гораздо тише и опасливее, – что Эбби занималась колдовством, для чего удалялась в близлежащий к Ньюпорту лес; что в чащобе она играла на скрипке (подаренной ей матерью) и тем самым «призывала лютых волков и других бесов, и те исполняли всякое ее приказание».