Тема, которую хотел обдумать, была весьма деликатного свойства. Раскрывая ее, я до некоторой степени нарушаю условия негласного соглашения с тою силой, что поддерживает меня в путешествиях в пространстве и времени. Поэтому позвольте мне не детализировать некоторые моменты.

Видите ли, мне захотелось поэкспериментировать в области человеческой психики. То, что все хомо сапиенс беспрестанно хотят славы, золота и секса не для размножения это понятно. Почему же природа устроена по-другому? Надо признать, она отлажена более разумно, чем общество двуногих людей. Почему люди так верят в фатализм и боятся его? Почему они так зациклены на пороках, перечисленных выше? Почему животные, не наделенные, как известно, совестью, зачастую поступают разумнее людей?

Понимаете, к чему я иду?

Мне захотелось воссоединить в единое положительные качества животных инстинктов с человеческим разумом и создать новое общество людей. Как это сделать?

Если мне это понять, тот, кто помогает мне, сумел бы это реализовать.

Да, если понять….

Подступавший с востока фронт грозовых туч не мог успокоить мою тревогу. Адреналин зашкаливал в крови от долетавшего грохота грома. Вечернее солнце играло на пока еще далеких дождевых струях, перебирая разноцветные струны небесной арфы.

Небо на горизонте стало красно-фиолетовым – солнце только что опустилось в пучину океана. За ним устремились подсвеченные снизу темные облака. А над островом уже воцарилась свинцовая туча.

Гроза бушевала всю ночь. Наутро пошел гулять по острову, как это делал обычно до прихода в лагуну гостей. И на внешнем берегу острова наткнулся на помощника капитана, в беспамятстве валявшегося на границе пляжа и сельвы.

Это был высокий мужчина, с кожей, огрубевшей от солнца, воды и ветра, с худым, помнится, лицом, а теперь распухшим от укуса пчел. Как это его угораздило? Пчел на моем острове полным полно. Они селятся в глиняных мазанках, размером с дыню, которые подвешивают на ветках деревьях или под нависшими скалами – как ласточки. Всем ульем построят из глины дом, армированный ветками и соломой, набьют его медом для будущего потомства, заложат личинки в соты, и летят дальше – вечные труженики.

Мой беглец сунулся, наверное, в непокинутый (недостроенный улей) и получил по заслугам. Он был жив. Распухшая кожа лица придала ему сходство с Чеширским котом – непрошеная веселость появилась в уголках губ.

– Как тебя угораздило?

Ответом был рев океана, еще волновавшегося после шторма.

Интересно, где он бросил сорванный улей? Далеко ли ушел от рассерженных пчел – а то ненароком и мне попадет. Теперь помощник капитана не был моим врагом – он был пострадавшим, нуждавшимся в помощи, и чувство заботы о беспомощном человеке заполнило мое существо.

Когда я его за ноги поволок в тень, под защиту от солнечных лучей, он застонал и открыл глаза. Помощник капитана хотел, было задать какой-то вопрос, но промолчал, только облизнул распухшие губы. Я сказал:

– Несмотря на прежние обстоятельства, я испытываю чувство радости от встречи с вами. В противном случае вы бы изжарились на солнце, вас бы съели крабы или пчелы добили.

– Благодарю, – сказал он коротко.

Устроив его в тени, предложил:

– Сейчас я принесу вам бульону, подкрепить силы. Могу и мяса, если вы сможете его прожевать.

Покусанный пчелами погримасничал:

– Наверное, не смогу, но попробую.

Принеся из пещеры вчерашний бульон, я уселся поодаль поудобнее.

– Думаю, вам есть, что мне рассказать.

Он кивнул головой – да-да, мол – и принялся через край миски хлебать бульон. Потом сунул руку, выловил кусок мяса, сунул за щеку и стал жевать, отчаянно гримасничая. Не проживал, выплюнул и снова принялся прихлебывать бульон.