Но если бы ворон не позволял себе поживиться зайцем, попавшим в капкан, тем самым показывая себя алчным и кровожадным хищником, не брезгующим дармовщинкой, он вполне избежал бы нехороших слов осуждения людей в свою сторону. Говорят, бывает и такое, что будто бы ворон и на самих охотников покушается, постоянно преследует и всячески досаждает им. И те потом непременно попадают в какие-нибудь смертельные передряги, откуда обычно живыми не выбираются.

Так уж повелось, что, когда человек попадает в беду, он тут же начинает прокручивать в голове причины случившегося, все возможные и невозможные пути вызволения, избавления от нее. Кто на самом деле может похвалиться тем, что знает и понимает все проявления природы, все ее неписаные законы?! Мне кажется, ворон, пирующий во время охоты внутренностями и остатками разделанной добычи охотников, утолив свой голод, в знак благодарности, а не в знак беды вьется над ними. Ведь ворон – создание природы и так, по-своему, он предупреждает, оберегая от подстерегающих их опасностей. Потому и держится от людей, от их жилищ недалеко и всегда рядом с охотниками. Не так ли?

Говорят, что ворону и человеку на веки вечные не суждено понять друг друга. Когда охотник видит на каждом изгибе, на каждом повороте тропы ворона, невольно по его коже пробегает мороз, на голове шевелятся волосы. Это от того, что он принимает ворона как нехороший знак, как предвестницу беды. И, желая освободиться от плохих мыслей, отогнать птицу, он разводит огонь. После чего совершает обряд благословения огня и обращается к верховным божествам, чтобы спасли его от несчастья-беды. Но все напрасно. Ворон как летал, так и летает, не отходит. Отчего так происходит?

Якуты-саха любят толковать свои сны или какие-то другие необычные явления, знаки. Это говорит о том, что мы хотим объяснить их суть, найти связующую нить между ними и реалиями жизни. Узнать, насколько и как они могут повлиять на нашу жизнь. И я попробую по обычаю наших предков растолковать поведение ворона.

Как уже говорили, ворон никогда не упускает из виду охотничью тропу. Непременно отведает охотничьей добычи – будь то заяц, попавший в силки, или заваленный охотниками, освежеванный ими крупный зверь. Ворон становится неразлучным спутником охотников. Хлопотное это дело, скажу я вам. Ведь ему приходится постоянно находиться в ожидании. Стоит кому-то появиться в верховьях любой речки, а ворон уж тут как тут, встречает его громогласным радостным карканьем: «Крух! Кар-р-р!» А если вдруг ворон становится на чей-то взгляд слишком навязчивым, то это лишь потому, что ему хочется оберечь своих благодетелей охотников от возможных угрожающих им напастей. Разве это плохо? Он ведь не может говорить человечьим языком. Вот и пытается сказать им об опасности на своем, вороньем языке. Потому и каркает, следуя за охотниками буквально по пятам. А его пронзительное прощание… думаю, что еще до конца не понято нами. Божья тварь имеет нрав и разумение, вложенное в него Творцом. Закон природы могуществен, истины природы непреложны! И мы должны понять и принять это божье создание не осуждая и не отвергая, таким, какое оно есть —живой частицей окружающего нас мира.

Мне кажется, хотя люди и понимают это, но боятся произнести вслух. Мы, якуты-саха, впитали в свою кровь и плоть обычаи и традиции своих предков, хранящие их вековые знания и умения, переняли беспрекословное преклонение перед могущественными силами природы, одушевление всего, что есть в ней. Вместе с тем переняли и их предрассудки, суеверие. Возможно потому, хотя замечают и могут взглянуть на повадки ворона по-другому, но не хватает духу говорить об этом открыто. Думаю, что нам, живущим уже в двадцать первом веке, пришло время избавиться от тенет суеверия. Так ведь?