Полуночница смотрела на меня так, как будто только что увидела. Бельмо в ее глазу вращалось неторопливо, как капля молока в кофе.

Она сделала несколько нетвердых шагов мне навстречу и прикоснулась к моему лицу. Щеки защипало.

– Осколки налипли, – бесцветным голосом проговорила она.

– Что это было? – я пнул обугленное тело оборотня носком ботинка. – Он мертв? Я думал, что умру в этом огне. Черт, ты же истекаешь кровью! Где твой чудо-лейкопластырь?

Рыжая не слышала моего вопроса.

– В огне не горит, в воде не потонет, земля не возьмет, и воздух отгонит… – прошептала Полуночница, потрясенно глядя на меня. По ее щекам бежали слезы. – Восстанет из мертвых, наступит тот год, и вернет антимаг древней магии ход…

– Ты чего? – испугался я. В голове жужжало, и я подумал, что было бы неплохо обработать наши раны и куда-нибудь присесть.

– Костя, ты все-таки не человек.

– Что же, это многое объясняет, – хмыкнул я, – как минимум то, почему со мной обращались, как с куском дерьма.

– Ты не понял, – завороженно сказала она. – Ты не понял… Впрочем, об этом мы еще успеем поговорить. Антимаг…

Она покачала головой и принялась, матерясь, заклеивать раны на животе, которые, впрочем, уже начали затягиваться сами собой. Так много вопросов и так мало ответов.

– У тебя есть пистолет? – спросил я, разглядывая то, что последние полтора десятка лет дышало, ело, спало и существовало, как мой отец. Я не мог понять, есть ли у меня чувство утраты – такое, которое жило со мной со дня смерти матери. Все представления о том, кто я и каков мир вокруг меня, разбились вдребезги, когда Полуночница впервые заговорила со мной. – И почему ты не применяла против оборотня магию?

– Это оборотень, тем более лорд Обакэ – старейшина, – рыжая обошла тело кругом, тоже рассматривая его. – У таких, как он, шкура рикошетит некоторые заклинания. А зачем тебе пистолет?

– Хочу всадить ему в башку пару пуль, – честно признался я. – Я еще не разобрался в этом вашем волшебном мире и не знаю, есть ли у вас некроманты, но как-то не хочу проверять. Вряд ли достаточно поврежденный труп можно воскресить.

– В другой ситуации я бы поинтересовалась, нет ли у тебя склонности издеваться над мертвыми, – Полуночница наклонилась и вытащила из голенищ сапог два небольших пистолета и один подала мне. Знатоком огнестрельного оружия я не был, так что ни марку, ни модель я не узнал и не мог сказать, человеческие это изобретения или все-таки магическая разработка, но подивился, как в потасовке с оборотнем пистолеты не вылетели. – Но сейчас я тоже в настроении всадить этой мрази обойму промеж глазниц. На счет три?

Пистолет давал небольшую отдачу каждый из шести раз, когда я нажимал на курок. Я никогда не бывал даже в обыкновенном тире, но с такого расстояния промахнуться было тяжело.

Пули вошли легко, пробивая лобную кость навылет, и двенадцать пуль превратили голову оборотня в кровавое месиво.

– Какие ощущения? – неожиданно спросила Полуночница и опустила пистолет.

Я посмотрел на нее, ощущая, как оружие обжигает мне руку:

– Говорят, что месть не восстанавливает справедливость, а лишь порождает новое зло. Я пока не знаю, что такое справедливость и как она должна выглядеть, но удовлетворение однозначно испытываю.

– Понимаю.

– Может быть, нам стоит обыскать кабинет? – я вернул ей пистолет, и она убрала его в сапог. – Кажется, мы должны что-то искать.

– Мысли мои читаешь, – Полуночница подошла к книжным стеллажам. – Мне придется отзвониться в Бюро, и сюда приедут наши криминалисты. Но сначала поищем сами.

Стальная дверца сейфа с крупным ребристым тумблером обнаружилась за собранием сочинений Льва Толстого. Полуночница пробормотала что-то нелицеприятное в адрес личной жизни Льва Николаевича и бесцеремонно свалила тяжеленные тома на пол.