Пятидесятилетний сосед, до сих пор проживающий с мамой, оказался не из понятливых. Впрочем, я и не надеялась.

- Тогда, может, завтра? Ик!

- И завтра у меня дела, Петр Иванович, - устало выдохнула я, проводив усталым взглядом прошедшую мимо нас даму с собачкой. - У меня каждый день дела. Я не могу с вами пить. А деньги верну, дайте только время.

Мои слова разозлили его не на шутку. Улыбка превратилась в оскал. Толстые щеки задрожали. На лбу выступила испарина.

- Никакого тебе времени! Не заплатишь завтра вечером, можешь выметаться на все четыре стороны! Я тебе не благотворительный фонд. За все в этой жизни, Мурашкина, надо платить, - закончив говорить, он развернулся и побежал к стоящему неподалеку ларьку, рядом с которым его дожидались такие же забулдыги-друзья. А я осталась стоять у подъезда, проклиная весь белый свет.

День, начавшийся с похорон, ничем хорошим закончиться не мог. Тем более для подающей надежды молодого бухгалтера, вечной неудачницы, без родных, друзей, и гроша за душой – Снежины Мурашкиной. То есть, меня.

С самого детства я привыкла к тому, что жизнь бьет меня намного больнее, нежели сверстников. В возрасте пяти лет, потеряла родителей, жизни которых унес разгоревшийся у нас дома пожар. Меня спасли соседи, успели откачать, а маме с папой так не повезло.

После случившегося меня забрала к себе бабуля – мамина мама – которая и сама живя на скудную пенсию, большей частью уходящей на лекарства, перебивалась с хлеба на воду. Но эта женщина никогда не унывала, и мне не позволяла разводить сопли.

Когда мои одноклассницы бегали на свидания, я сидела за учебниками, зная, что если не поступлю на грант, высшего образования, с нашими-то доходами, мне – как своих ушей – не видать. А значит и про светлое будущее можно будет благополучно забыть.

Это только в сказках бедные золушки на балах встречают богатых принцев и живут с ними долго и счастливо.В реальной жизни, чтобы попасть на бал, надо вкалывать до седьмого пота. Этому тоже меня бабуля учила.

Она вообще женщина боевая... была.

Шумно всхлипнув, я вошла в темный подъезд. С поникшей головой поплелась вверх по лестнице. У самой двери остановилась, чтобы вытащить ключ, но вдруг заметила лежавший на полу белый конверт.

Черт, двадцать пятое. Как я могла забыть? Теперь к моим бедам прибавились еще и неоплаченные счета.

Устало уперлась лбом в дверь. Пару раз стукнула по стене кулаком. Ни реветь, ни злиться уже не было сил. Накатила резкая апатия – предвестник надвигающейся депрессии. По-хорошему, с этим надо было что-то делать.Но я понятия не имела, что именно.

В квартире мне стало намного хуже. Здесь все напоминало о бабуле: наши с ней фото, недовязанный носок, халатик на спинке стула, недочитанная книга на столе, с закладкой внутри...

Не выплачь я за эти два дня все слезы без остатка, сейчас бы снова упала на ее постель. В беззвучном крике сжимая подушку.

Почему она ушла так рано? Я еще не готова... И вряд ли когда-то буду.

А завтра предстоял еще один трудный день. Придется прямо с утра идти к руководству и вымаливать дополнительный аванс. Если чудо все же случится, и его дадут, денег в будущем месяце я не получу. А значит, новая проблема - на что я буду жить?

Родственников, чтобы занять у них до ближайшей зарплаты, у меня не было. Близких подруг и любимого парня – тоже.

Промелькнула ужасная мысль, что, возможно, нужно было согласиться на предложение Петра Ивановича о совместном вечере. Но тут же передернуло от отвращения. К горлу подступила тошнота.

Нет, лучше смерть.

На всякий случай я взяла рюкзак и покидала туда кое-какие вещи. Вдруг завтра вечером придется в срочном порядке съезжать? Галкин времени на сборы не даст.