Вот и сейчас бедный музыкант, вооруженный каким-то непонятным приспособлением с шестью струнами, отчаянно завывал.

Отчего так в Осколии сосны шумят

Отчего так уныло шарманка рыдаааает!

Гроссмейстер поспешил прочь, так и не услышал ответ на вопрос, которым задавался неведомый автор песни.

Магия в большой концентрации имеет цвет. Вот и сейчас дома, силуэты людей и фонарные столбы подсвечивались желтым.

А еще большая концентрация магического излучения влияет на сознание людей. В особенности не обладающих способностями волшебника.

Люди, сами того не осознавая, творят необдуманные поступки, подчас носящие хаотичный характер.

Попадались и механические чистильщики, ожесточенно работавшие щетками. Они крутились вокруг Квермонта, подобно неведомым трудолюбивым насекомым, издавали деловитое жужжание, и отчаянно норовили попасть под ноги.

Любопытно. На них тоже действует магия?

Квермонт зашел в здание Мэрии, минуя форпост из охранников, благо статус позволял быть вхожим во все учреждения города, и решительно зашагал по узкому коридору, минуя одинаковые двери с латунными табличками.

Впрочем, возле двери, на которой было выгравировано «М. Дагаев», Гроссмейстер остановился. Ниже была еще одна табличка: «Представителям профсоюзов просьба не беспокоить». Не потрудившись даже постучаться, он

дернул золоченую руку и отворил дверь.

Мэр стоял возле открытого окна и курил сигару, выпуская на свет божий клубы серого дыма. Он был похож на замысловатый механизм на паровом ходу, на хитро спроектированную машину, суровую, жестокую и неумолимую, но никак не на человека. Определенно.

– А я вас ждал, – вместо приветствия произнес хозяин кабинета.

Максимилиан Дагаев был бессменным мэром Флагманштадта с 1775 года. Он сменил на посту того самого сумасшедшего бургомистра Вагнера, и с тех пор город не знал

иных начальников.

– Я знаю, Максимилиан Андреевич, – сухо ответил Гроссмейстер, снизу вверх смотря на мэра.

Дагаев был огромного роста, худым и нескладным, как палка с

набалдашником, а черты лица его отличались резкостью и

прямолинейностью. Ни в фигуре мэра, ни в его лице не было ни одной плавной линии, все сплошь прямые. При этом он был вычурно одет, как будто на дворе все еще было прошлое столетие. Фиолетовому сюртуку, в который был облачен мэр, позавидовал бы любой модник восемнадцатого века.

Дагаев был прям и резок, как стрела, запущенная в цель.

– Может, вы объясните мне, что происходит? – вежливо попросил мэр. – Вы присаживайтесь, Ваше Магейшество. Разговор обещает быть трудным.

Дагаев уселся в свое кресло, и процесс этого усаживания был долгим. Он сложился медленно и осторожно, подобно телескопической трости, как будто боялся, что повредит одну из важных деталей своего механизма.

– Часы остановились, – напомнил Гроссмейстер. – На город надвигается сильнейшая магическая буря. Я надеюсь, Максимилиан, ты построил себе бункер, чтобы спрятаться?

– Так может, стоит эвакуировать жителей? – предложил мэр.

– А в твоем бункере хватит места для всех? – съязвил Гроссмейстер.

Дагаев гневно нахмурил брови, но промолчал.

– Это создаст еще большую панику. Надо сохранять спокойствие, – сухо ответил Квермонт.

– Я уже объявил Комендантский час, – сообщил мэр, и впервые на его металлическом лице появилось что-то, похожее на эмоцию.

Он почти что улыбался. Он почти что ликовал.

– Комендантский час? – спросил Гроссмейстер. – Ты давно об этом мечтал, Железный Максимилиан. Наконец-то появился достойный повод, не правда ли?

Гроссмейстер вздохнул, собрался с силами и продолжил.

– Комендантский час усилит панику. Отмени его.