Через пару дней Ван вышел на костёр одинокого путника, который, как и Ван Пей Сян старался не попадаться на глаза. Это был китайский парнишка, ровесник Вана, но рослый и крепкий. Увидев Вана, он схватил нож, Ван сложил ладони вместе и поздоровался поклоном головы, незнакомец ответил на приветствие. Одинокий юноша в холодной приморской тайге очень обрадовался компании Вана. Так же как и Ван, он был уроженцем Шаньдун. Звали его Чжан, парень возвращался к матери в Харбин, где жил несколько лет после того, как она разошлась с отцом-алкоголиком.
В Харбине Чжан успел «поработать» карманником и вышибалой. Это он надоумил Вана зашить золотой песок в стёганную тёплую куртку, оставив немного золота в мешочке на шеи, так сказать, для неотложных нужд. Ван зашил и серебряное ожерелье, которое никому не показывал. Юноши решили вместе продолжить путь в Маньчжурию.
В 1900 году произошли многочисленные нападения на русских по всей протяжённости Маньчжурской железной дороги, более известной как КВДЖ. В августе китайские организованные отряды попытались взять Благовещенск, осаду отбивали немногочисленные войска и казаки.
Уже на самой границы с Маньчжурией перепуганных юных китайцев обнаружил разъезд казаков. Парни были без оружия и плохо знали русский язык. Однако во время плавания на «Nataliya» Ван успел запомнить несколько самых употребляемых фраз русских моряков, которые он чередовал со словом «ходя». Хорунжий в голос смеялся: «Вот ладно матерится китайский отрок!». Парней задержали и под конвоем сопроводили до границы.
На китайской стороне опасностей было больше, чем на русской. Парни две недели смогли быть незаметными для хунхузов, солдат и ихэтуаней. На этом везение закончилось.
Ван и Чжан остановились на ночь в пустующей зверовой (охотничьей) фанзе. В фанзе был выложен кан – земляная печь с лежанкой, а трубой кану служило пустотелое дерево. Впервые за долгое время Ван снял свою стёганую куртку, на тёплой постели Вана сразу накрыл крепкий сон. Чжан засыпал с мыслью проснуться первым и незаметно уйти с курткой и золотом Вана.
Провалившись в сон, Ван снова увидел Хун-лэ-нюй: «Здравствуй, Ван. Ты пришёл на то место, где я родилась. Моя мать в тот день добыла двух лисиц. Нингута всегда славилась своей пушниной,– принцесса погладила опушки рукавов, а потом крикнула,– Оставь здесь ожерелье, ты вернёшься за ним! А теперь проснись!!!»
Ван открыл глаза, в маленьком окошке фанзы мелькал свет факелов. Ван закинул свою куртку на догорающие дрова в печи и разбудил Чжана. Фанзу окружили хунхузы.
Разбойники выволокли парней на улицу: «Кто такие? Куда идёте? Деньги давай!». Они забрали мешочки с остатками золотого песка и были недовольны нищенством парней. Чжан взял роль переговорщика на себя, он красочно описывал, как русские пограничники взяли мзду за переход. Хунхузы в свою очередь сделали щедрое предложение: либо перейти в их отряд, либо юношей продадут в рабство. Чжан, узнав, что предводитель разбойников Чжан Байма (Чжан Белый Конь), ответил за двоих согласием присоединиться к отряду. Чжан Белый Конь был единственный главарь банды, который ввел четкие правила для членов группировки. Он какое-то время был на службе знаменитой старательской Желтугинской республики и вынес оттуда кое-какие наблюдения за творчеством ее законодателей, среди которых встречались и весьма образованные люди. Законы Чжана Байма состояли из тринадцати статей. Запрещалось грабить одиноких путников, женщин, стариков и детей.
На самом деле хунхузы не брали в свои ряды случайных людей, но не сопротивляющиеся жертвы были гораздо удобнее, чем стремящиеся сбежать.