Мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю тот эпизод. Стыдно и немного страшно.

– Это, – продолжает он, – как будто все способности, силы, как вы говорите, были в тебе и ждали, когда они понадобятся, чтобы проявить себя.

– А почему я должна чувствовать то, что чувствуют другие?

– Может быть, это нужно не тебе.

– Я не могу пройти через это снова. Я умру. Как эльфы-эмпаты выдерживали это?

– Вполне возможно, – говорит Раймон, поднимаясь на ноги, – это твоя человечность усилила печаль Эвии. Может быть, ты обладаешь гиперэмпатией. – Он улыбается, как будто сказал что-то смешное, и тут я замечаю, что он вытянул руку и поднял одну ногу, подражая супергерою из комиксов, собирающемуся взлететь. Герб был прав, мы не очень хорошо влияем на эльфов, но забавно видеть, как Раймон пытается шутить. Он садится рядом со мной на кровать и обнимает меня за плечи. Я кладу голову ему на грудь.

– Меня беспокоит не её печаль, – продолжаю я, – а то, что эта способность – я хочу, чтобы он заметил скептицизм в моём голосе – заставляет меня делать. Я солгала ей, Раймон. Я сказала ей, что помогу.

– Ты сказала ей то, что она хотела услышать. Вы, люди, не обладаете моим голосом, но вы умеете манипулировать словами.

«Лгать».

Раймон игнорирует то, что я вложила ему в голову, как будто он этого не слышал, и продолжает говорить.

– Ты способна изменять собственное тело и тела других людей. Ты чуть не задушила Герба, это правда, но ты спасла своего дедушку и совершила превращение, которое до сих пор снится мне в кошмарах.

Он проводит рукой по моим волосам, как будто вспоминая тот самый момент, когда моя коса сгорела, а чёлка позеленела.

– Я не могу, Раймон, правда. Я не могу справиться с этим.

– Помнишь, как Лиам учил тебя блокировать сознание?

Образ моего брата, закрывающего огромную дверь, чтобы Герб не мог войти в мой разум, пересекается с другим, несколько дней спустя, в лесу, когда Лиам объяснил мне, как это делается, как создавать стены вокруг того, о чём я думаю, чтобы никто не мог этого услышать.

– Тебе придётся сделать что-то подобное.

– Блокировать все чувства?

Отталкивать чувства, блокировать их, чтобы они не причиняли боли, идти по жизни, не испытывая печали, счастья, любви. Я знаю, что Раймон слушает мои мысли, и когда я думаю о любви, он кривится.

«Мы научимся это делать, Зойла. Теперь ты слушаешь, что хочешь, но всегда оставляешь дверь открытой для меня, для Лиама… Ты научишься чувствовать то, что чувствуют другие, и это не будет убивать тебя».

Я не знаю, лжёт ли он или пытается меня убедить своим голосом. Но даже если и так, то мне всё равно. Я просто хочу, чтобы он продолжал говорить, чтобы его слова оттягивали горе на достаточное расстояние, чтобы я могла с этим жить.

Когда мне удаётся успокоиться, я рассказываю ему то, что запомнила из разговора с Эвией. Раймон слышал бóльшую часть, но многое из её слов я не поняла, и, возможно, вместе мы сможем это прояснить. Я знаю, что она упоминала о связующем звене. Тогда я не обратила на него особого внимания, но это слово всё чаще и чаще всплывает в моей памяти, и мне нужно понять его значение.

– Связующее звено – это легенда, – говорит Раймон, качая головой из стороны в сторону, как бы приуменьшая значимость сказанного.

– Ага. Например, как эльфы-эмпаты. Пора начать серьёзно относиться к легендам.

Раймон кивает, и мой желудок урчит в ответ. Я умираю от смущения при этом звуке, а он внезапно прыскает от смеха. Тут меня осеняет, что я ничего не ела с самого завтрака и что бабушка ничего не слышала обо мне с тех пор, как я вернулась домой, таща за собой своё горе. Мы решаем спуститься вниз, чтобы перекусить, а заодно рассказать ей кое-что из того, что происходит. Достаточно, чтобы она думала, что мы ничего от неё не скрываем, но не настолько, чтобы она волновалась.