Том толкнул дверь плечом.

– Ты за него поручился, Сэм. С тебя спросится.

От пьяных голосов и звона кружек в трактире стоял несмолкающий гул. Кисловатый запах пива и аромат тушеного мяса аппетитно щекотали ноздри. Бородатый трактирщик с голыми по локоть волосатыми лапами проворно сновал между скамьями. Двое вошедших путников протиснулись к пустому столу.

– У меня есть шиллинг, парень. – Монах легонько хлопнул себя по карману. – Оставь вывеску про запас.

Том смотрел на него с неподдельным изумлением.

– Неужто святой отец станет кормить шута?

Колючие глазки монаха гневно сверкнули.

– Эй, хозяин! – пронзительно крикнул он. – Два жарких и две кружки эля!

Запыхавшийся трактирщик беглым взглядом оценил его вместе с потрохами и, пряча усмешку в бороду, молча исчез. Вскоре необъятная сонная бабища грохнула перед ними дымящееся блюдо и вторым заходом принесла пиво.

Монах возвел очи к бревенчатому потолку и зашевелил губами. Его лысина тускло блестела.

– Отче, – проговорил Том, набивая рот, – сдается мне, вы медлите там, где надо торопиться.

Запивая мясо пенящимся элем, он внимательно изучал шумливых посетителей трактира. В основном здесь пировали вилланы, ремесленники и мелкие торговцы. В затемненном углу, явно не желая привлекать внимания, одиноко расположился дворянин, возле которого суетился тощий слуга. Несмотря на духоту, дворянин оставался в плаще и шляпе, надвинутой на самые глаза. Упускать такой случай было глупо. Едва не подавившись от спешки, Том достал из мешка лютню.

– Что ты собираешься делать? – насторожился монах.

– Немного подзаработать. Если повезет, напьемся в лучшем виде.

Монах резко поднялся.

– Эй, хозяин! – Он припечатал к столу шиллинг, и трактирщик вырос, как из-под земли. – Получи с нас!.. Храни тебя Бог, парень, я ухожу.

– Ты чего это, Сэм? Чудной ты какой-то.

Монах сделал несколько шагов и обернулся.

– Заруби себе на носу, парень: у каждого зверя своя шкура. Один разгуливает в бархате, другой – в рясе, третий скалит зубы из-под лохмотьев. А выпусти их нагишом, так все они, клянусь Господом… – Безнадежно махнув рукой, он вышел.

Том озадаченно смотрел на дверь. «Эк завернул!» – с усмешкой пробормотал он. В это время несколько пьяниц жалобно затянули песню о девочке-сиротке, рыдающей на могиле матери. Их осипшие голоса никак не могли попасть в лад. Но Том все же различил мотив и мгновенно подобрал его на лютне. Раскрасневшиеся добродушные рожи, как по команде, повернулись в сторону музыканта. Том заиграл громче. Они блаженно заорали, старательно подражая плачу сироты. Кое-кто и сам уже начал всхлипывать.

Когда песня кончилась, Тома наперебой стали подзывать и предлагать угощение. Но он, как бы не слыша, вновь ударил по струнам и перекувыркнулся в воздухе. За его спиной восторженно взвизгнула женщина. И он с комической серьезностью запел о доблестном рыцаре Джоне, который отправился воевать с сарацинами и бежал от огородного пугала. Вокруг смеялись и отбивали такт кружками. А когда Том наглядно изобразил падение рыцаря с лошади, трактир наполнился одобрительным ревом. Среди общего веселья лишь дворянин в темном углу сохранял невозмутимость. И все же Том ему первому протянул пустую кружку.

– Не желает ли сэр купить песенку? Хотя бы духовного содержания.

– Не желаю, – подняв голубые глаза, отрубил дворянин.

Ни разу в жизни Тому еще не доводилось встречать подобного лица: величественные, благородные черты его словно замерзли, образовав маску непроходимой глупости.

– Тогда, может, хотите про любовь королевича к прекрасной пастушке?

– Не хочу. Отвяжись.

– А-а, понимаю! Вам по душе песни о ратных подвигах! У меня их полный мешок.