- Да.

Больно. Опускаю глаза и киваю.

- А сколько их у тебя было, пока ты спал со мной?

Грозовой отворачивается. Снимает через голову футболку и бросает ее в кресло.

- Алекс…

- Нисколько. Я тебе не изменял, - обернувшись через плечо, говорит он.

Мы какое-то время стоим молча. Смотрим друг в другу в глаза, безмолвно прощаясь. А затем, толкнув дверь, я вываливаюсь на улицу. Плетусь медленно в обратную от дома сторону. Между ног липко и сыро - сперма Алекса вытекает. А кожа бедер до сих пор горит, наверное, к утру вылезут синяки.

Дохожу до вольера доберманов, сую им пальцы через решетку. Они, словно чувствуя мое состояние, принимаются их облизывать. Это ломает меня окончательно. Присев рядом с ними на корточки, реву навзрыд.

14. Глава 14.

Утром просыпаюсь с головной болью. Солнечный свет режет глаза, немного подташнивает. Чувствую себя как с похмелья, но это не оно. Это приступ мигрени, периодично навещающей меня с восемнадцатилетнего возраста, после той самой депрессии.

Зажмурившись, лезу с головой под одеяло. Яркий свет и громкие звуки добавляют остроты болевым ощущениям.

- Катя, две таблетки Экседрина принеси мне, - хриплю в трубку.

Горничная появляется через несколько минут. Вся бодрая и цветущая, как будто нарочно пытается создать контраст со мной, разбитой и больной.

- Вас Николай Дмитриевич спрашивал. Что ему передать?

- Сейчас спущусь.

Выпиваю лекарство и иду в душ, а после нахожу Митрича в кабинете дяди.

- Скажи мне, дураку, нахрена тебе сдался этот Кляйс?! – начинает орать с порога.

Зажмурившись, затыкаю уши. Ощущение, что в голове сейчас рванет бомба.

- Не кричи, пожалуйста…

- Ты понимаешь, как ты нас подставляешь?!

Прохожу внутрь и сажусь с ногами на диван. Несмотря на отвратительное состояние, в груди расцветает надежда, что я своего добилась. Не просто так старик бесится, видимо с ним Алекс говорил.

- Алекс сделает все аккуратно, никто даже на нас не подумает.

- Да тут и думать не надо! – всплескивает он руками, - кому, кроме тебя он еще нужен?

- Он мне не нужен.

Митрич, тяжело вздыхая, качает головой. Достает гребешок и нервно зачесывает растрепавшиеся волосы.

- Не понимаю, как Грозовой на это подписался. Как ты его уговорила?

О-о-о… лучше б тебе не знать, крестный. Синяки на бедрах еще месяц проходить будут.

Массируя виски пальцами, пытаюсь замаскировать свое состояние. Мне кажется, я еще не до конца поняла, то, что вчера случилось во флигеле Алекса.

- Он же, вроде влюблен в тебя… - проговаривает Митрич задумчиво.

Чувствуя толчок в грудь, замираю. Влюблен? Мы никогда не говорили с ним об этом. Мне казалось, формат наших отношений далек от чувств.

Кому это надо? Точно не мне. После Кляйса на слово с корнем «ЛЮБ» у меня стойкая аллергия. Я так часто слышала от него «люблю» и так часто сама его произносила, что теперь любое его упоминание вызывает внутреннее отторжение.

- Бред…

- Ой! – машет на меня рукой, - идиота-то из меня не делай. Как будто я не знаю.

Становится стыдно. Я предполагала, что домашние в курсе того, что мы с Алексом спим, но никто из них, кроме бабки, ни разу об этом не заикнулся. Все предпочитали быть слепыми.

- Так что он, все-таки, решил? – перевожу тему, - он вытащит Кляйса?

- Вытащит! – выкрикивает Митрич и тычет в меня пальцем, - но, если с ним что-то случится, виновата будешь ты!

Я невольно ежусь. Зачем он так говорит? Что может случиться с Грозовым? Он же неуязвимый.

- Он справиться, - бормочу под нос.

- Справится, только под ногами у него не крутись.

Алекса я нахожу в тире. Стоя ко мне спиной, в черных брюках, черной спортивной майке и специальных наушниках он стреляет по движущимся мишеням.