А ведь могло бы все выйти иначе. Мог бы и он рядом с Надюхой встать, коммунизм строить, на пару, в одном строю. Заводной же был, энергичный, догадливый. Легко встал бы во главе звена или бригады механизаторов. Даже в Правление колхоза войти бы смог, а там, глядишь, и стать Председателем. Ловко у него получалось трактора чинить. Иногда прямо в поле. Понимал это дело. Чувствовал технику. Поникал в самую суть проблемы. Даже два рацпредложения сделал по улучшению прицепного механизма. Премию за это выдали. Гордился тем. А мог бы и дальше пойти, в институт поступить, на инженера выучиться. Душа к этому лежала, к познанию техники, механизации работ. Тянулись руки к железу. Сверкала мысль. Звала ввысь. Тянулась душа, как стебелек к солнцу. Человеком бы стал, настоящим, по сути своей, не по виду.

Но свернула судьба на сторону. Женился не на той. Пришлось деньгу зашибать, дом ставить, быт обустраивать, чтобы не хуже, чем у других, чтобы полна чаша на зависть соседям…

И теперь что? Для чего? Куда? Зачем? Не вернуть прошлого.

Хороший отвар дала знахарка. Сразу в мозгах прояснилось. Высветилось все, до чего сам доглядеться не сумел за долгие годы. Как в зеркале отразился весь, как есть, целиком, без прикрас. Голая сущность застыла в ожидании приговора. Чистая, не прикрытая, увеличенная до полной очевидности, самая что ни на есть главная.

Слабо он ее любил, если бросил. Не хватило дураку терпения, настойчивости, силы. Возомнил себя первым парнем на деревне. Ходил, словно петух. Вихрастый, задористый. Любовался собственным портретом на журнальной обложке. Возгордился своей статью, вот и растратил себя на фантики. Думал – одумается, прибежит, в колени бухнется. Ошибся. Только сильнее узел стянул. Из сердца клин клином не вышибают. Не чурбан деревянный. Напрасно любовь в девке сгубил. Засох в сердце корень. Скукожилась душа и осталась одна бездушная партийная книжка, и он блудливой, прожорливый кобель. Ушли годы, как вода в песок. Почему на войне не погиб? Ради чего в лагерях выстоял? Зачем столько лет землю пахал? Для кого дом ставил? Куда годы ушли? Ни колхоза, ни детей, ни счастья. Лишь лес темный кругом, да волки по ночам воют.

Взъерошил старик остатки седых волос на голове, стукнул кулаком о березовый ствол. Кто в этом виноват?

Вот батька знал ради чего на земле жил. Мать рассказывала, вставал до зари, ложился затемно. Никто не заставлял. Работал, как вол. За всем следил, до всего докапывался. Каждый день счастливый ходил. Особенно, когда мамку встретил. Хозяйство, как на дрожжах росло. Знал мужик, для чего хлеб сеет. Было за что спину гнуть.

И у него изначально крестьянская душа за землю болела. Насмотрелся на европейские порядки. Увидел как наши неправильно хозяйство ведут. Захотел вступиться, да осадили. Как немца под конвоем увели. Не вреди колхозному делу. Молчи в тряпку. В райкоме знают что, где и когда сажать надо, и как с такими умниками поступать следует. Хлебнул горя в лагерях. Еле жив остался.

Эх, как бы изначально техническим способом дело на земле вести. Малым числом, да большим умением, как это у них там заведено. И почему мы не такие? И чем мы хуже?

Вздохнул дед печально, представил себе, какой замечательной могла бы сложиться жизнь, если бы не Они… Если бы не заклеймили его вредителем, не отлучили бы от земли, не вселили страх в сердце, не превратили крестьянскую душу в продажную пролетарскую совесть. Продолжил бы дело отца. Стал бы хозяином. Имел бы хозяйство, большую семью, крепкий дом… Если бы не Они какой хорошей женой смогла бы стать Надька… Но околдовал ее Великий искуситель, запорошил девичьи мозги Мировой революцией, вынул из нее женское сердце, вложил в грудь партийную книжку и дал страшную власть над людьми. А он спасовал перед Ними, не распутал заклятье, не снял с сердца печать, уступил грубой силе, отошел в сторону, стал показушным, да ленивым. Ни к чему стало трудиться. Не за что, да и земля чужая.