Расстроенная супруга только рукой махнула, мол, такое великое свалилось на нас горе, что мне уже никакие утешения не помогут, все равно плохо.

– Чужих никого не видела? – поинтересовался довольный милиционер, – Негра, например, двухметрового?

– Нет тут такого, – отрицательно покачала головой Марья Петровна, – Все здесь. Перед тобой стоят. Чужих не ищи. Хотя и своих порой разглядеть трудно.

– Да, особенно если зрение плохое. Я так и думал, – согласился Василий Михайлович, бросив в сторону Элеонору Григорьевны взгляд полный немого упрека.


* * *


Заканчивался долгий волнительный день, полный неожиданностей и страстей. Пенсионерки окончательно вымотались, оголодали, вернулись на двор Веры Сергеевны еле живые. С бесноватым стариком теперь один участковый мог справиться. Доставил его прямиком в сарай, где сам провел неспокойную ночь. Обмотал деда теплым стеганным одеялом, что выдала присмиревшая супруга, и запер на амбарный замок.

Пока бабы дружно прибирали дом после погрома, да готовили ужин из того, что осталось нетронутым в дальней укромной кладовке, милиционер наносил воды в баньку. Сместил самогонный аппарат в сторонку, протопил печь и, пока свет проникал через узкое окошко, с наслаждением попарился горячим парком с душистым веничком, окончательно выколотив из себя грязные наслоения прошлого.

Затем женщины сообща при свече успели наскоро порадоваться мылу, а после все вместе сели за стол и основательно подкрепились.

Элеонора Григорьевна первой затронула больную для всех тему.

– Значит, получается у мужа твоего белая горячка. С перепою такое бывает, – со знанием дела произнесла она и добавила, – Какой с больного теперь спрос.

– Да, – согласилась Вера Сергеевна, – Не понимал, что делал.

– По мне так, очень даже понимал, – скептично покачала головой Тоська.

– Что ты хочешь этим сказать? – вскинула гневные очи законная супруга, – По-твоему, он был в своем уме?

– Она хочет сказать, что прельстила его своими прелестями, – усмехнулась бывшая учительница.

– Да уж не худая, как змея очкастая, – оскорбилась вдруг Тоська.

– Я змея? Это ты жаба, – сделал ответный выпад пострадавшая дама.

– Я жаба? А ты глиста! – отбила бывшая доярка, сжав круглые кулаки готовые к бою.

– Я очень даже привлекательная дама. Для тех, конечно, кто понимает толк в женщинах, – оскорбилась в свою очередь Элеонора Григорьевна.

– Да где ты найдешь таких, которые бы понимали? Таких и на свете то не существует, – усмехнулась Тоська, почувствовав явное превосходство.

– Это для тебя не существует, – зло отрезала бывшая учительница.

– А для тебя существует? – съехидничала Анастасия Павловна.

– Хватит! – остановила их хозяйка, – Незачем нам собачиться. Как вам не стыдно. Гость в доме. Что о вас люди подумают?

– Чего хотят – то пусть и думают, – надула губы Анастасия Павловна, – Какие есть. Скрывать нечего. Доскрытничались. Средь бела дня в дому гадят.

– Прости ты его Антонина, – сложила на груди руки Вера Сергеевна, – Не со зла он, с болезни.

– А с Элькой тоже с болезни? – возразила Тоська, – Самец.

– И с нею с болезни. Скажи, Элька, не в себе же он был, правда? – с надеждой в голосе обратился хозяйка к потерпевшей.

– В себе, не в себе, какая теперь разница, – блеснула очками Элеонора Григорьевна, – Заперт в сарае и все. Завтра участковый с ним разберется, что он понимал, а что не понимал. Меня другое волнует: кто ущерб возмещать будет? Он же у меня все пожрал. Все перепортил. Переломал. Посуду переколотил. Все видели. Даже участковый видел, не даст соврать. Как мне теперь жить прикажете? Чем питаться? У меня продуктов больше не осталось. Все выворотил. Все нашел. Сходи, погляди, что в доме твориться. До сих пор не убрано. Все как есть, на полу валяется.