Собрав ягоды, Марфа-кудесница начинала готовить из них варение, джемы и другие сладости. Особенно восхитительным выходил земляничный зефир, он был настолько воздушный и ароматный, что просто таял во рту, оставляя приятное бархатное послевкусие.

По выходным медведица собирала всё, что ей удалось приготовить за неделю, и шла на лесной рынок продавать свой товар. Таптыжка был уже достаточно сильным и часто помогал маме тащить тяжёлые корзины с баночками варенья и другой вкуснятиной. Агафон никогда не сопровождал жену, он считал её увлечение глупым и бесполезным, ведь золотых шишечек оно приносило не так много, а возни и сил занимало уйму.

За прилавком аппетитные и свежие изделия разлетались моментально! Звери знали, что медведица – мастерица своего дела, у неё появились постоянные покупатели, которые ждали вкусных новинок. Особенно часто заглядывал к Марфе молодой бурый медведь Потап-добряк. Он был страшный сладкоежка и дня не мог прожить без блюдечка повидла и ароматной ягодной зефирки. Но, видимо, не только это заставляло приходить его вновь и вновь. Когда Потап смотрел на медведицу, он даже сквозь густую шерсть начинал краснеть, взволнованно бормотал и опускал глаза. Было видно, что Марфа-кудесница ему очень нравится. Ещё бы! Красивая золотистая шубка, синие глаза, невероятная стать, да ещё и такая чудесная хозяйка! Только за одно фантастически вкусное варенье и выпечку в неё можно было по уши влюбиться.

– Не медведица, а мечта! – думал Потап.

Марфа-кудесница не замечала взглядов стеснительного ухажёра, она была погружена в свои мысли и заботы, не давая шанса приблизиться к ней.

Агафон-силач по-прежнему часто отлучался из дома. В баню или на спортивную поляну он иногда брал с собой Таптыжку, чтобы привить сыну мужские увлечения. Агафон пользовался уважением в своём окружении и Таптыжка видел это. Ему нравилось, что папа такой большой и сильный, что многие смотрят на него с восхищением, а иногда даже со страхом. Медвежонок сразу начинал смешно переваливаться с лапы на лапу, пытаясь сделать свою походку важной и вальяжной, как у отца.

Но чаще всего Агафон уходил один и возвращался взъерошенный и возбуждённый с бешеными, горящими глазами. Подчас его одежда была изодрана или испачкана кровавыми пятнами, это пугало и настораживало медведицу. Она боялась расспрашивать его о делах, но в голове стали возникать страшные догадки.

Сначала Марфа думала, что муж, работая в полиции, ловил опасного преступника и поэтому пришёл в таком состоянии. Но обсуждая это с Василисой, она вдруг вспомнила, что в тот день Агафон был выходной.

– Твой муж терпеть не может зайцев, мышей и белок. Я чувствую, как он призирает всех травоядных! Прости за откровенность, но у меня есть другие мысли по поводу его таинственных отлучек…

Тут Василиса сделала паузу и многозначительно посмотрела на подругу, ожидая реакции. Марфа-кудесница молчала. Вид у неё был растерянный.

– Ты думаешь? Ты думаешь, он мог бы сделать это?! Мог пойти… и напасть на кого-нибудь? – с трудом выговорила она.

Зайчиха взяла медведицу за лапу, пытаясь поддержать её.

– Я думаю, он занимается чем-то нехорошим. Возможно, он – охотник.

Марфа-кудесница закатила глаза и была готова разрыдаться.

– Неужели! Неужели я столько лет жила со страшным диким зверем! Но ведь он полицейский, он должен следить за порядком и соблюдать закон, как никто другой! Нет, он не мог этого сделать, не мог! Я не верю! Он просто занимается борьбой и, наверное, рвёт одежду, раня себя в схватках с другими медведями!

Василиса-краса пытливо посмотрела на подругу своими чёрными глазками-бусинами и уверенно произнесла: