Чуть в стороне, на возвышении, за ними наблюдал всадник в роскошном шелковом халате поверх шубы и мягком панцире – хатангу деель, с листовидными оплечьями и металлическими пластинками. Старейшины, окруженные нукерами-телохранителями, – сегодня они увидят славу монгольского оружия, они будут довольны молодым сотником-джагуном.

Воин неотрывно, щелками глаз на неподвижном лице, следил за приближающимся отрядом. Впереди ехали могучий седобородый ратник и рыжий здоровяк с огромным топором за спиной. Рыжий что-то оживленно рассказывал своему спутнику. Внезапно один из монголов на склоне поежился и глухо чихнул в рукав. Стая черных птиц испуганно взмыла из придорожных кустов и, сделав в воздухе петлю, с криками унеслась за верхушки елок. Седобородый сразу же насторожился и остановил отряд. Урусы всполошились и схватились за оружие. Сотник недовольно сжал тонкие губы. Нужно запомнить воина, поднявшего шум, и вечером сломать хребет за его глупость. Нужно было атаковать немедленно. Монгол сделал знак открытой ладонью.

Нукер, стоявший поблизости, кивнул и резко поднял в воздух высокое древко с маленьким черным флажком. Мгновенно весь овраг пришел в движение, как ожившая муравьиная куча. Из ветвей поваленного дерева и с краев лесистой расщелины на рязанцев обрушился ливень из стрел, одновременно со склона заскользили желтолицые пехотинцы в легких доспехах, вооруженные саблями и короткими копьями.

Воин, ехавший рядом с Пересветом, внезапно захрипел и упал. Из его горла торчало черное оперение короткой стрелы степняков. Пересвет чертыхнулся, закрываясь щитом, в который сразу же застучал стальной град, и заревел во всю силу легких:

– Засада! Поднять щиты!

Дружинники сгрудились в кучу, не зная, откуда ожидать атаки. Вокруг ржали и падали раненые лошади. Ратмир ревел, отдавая приказы. Вражеские пешие воины навалились на ратников с обеих сторон. Пересвет взмахнул топором, начисто срубив голову одному из нападавших. Рязанцы оборонялись строем, закрываясь от стрел стеной круглых широких щитов, рубили мечами и крушили кистенями, бойцы получали раны, но оставались стоять, поддерживаемые плечами товарищей. Снег на дороге потемнел от крови, по нему, оскальзываясь, ступали в красно-бурых лужах сапоги дружинников и монгольские унты. Пересвет размахивал огромным боевым топором направо и налево, и от каждого удара наземь падал кочевник, разрубленный до середины груди.

Сотник следил за боем с края оврага, не отрывая глаз, его лицо напоминало хищную злую маску со шлема-дулги. Увидев, что урусская дружина берет верх над нападающими, он, не оборачиваясь, вскинул ладонь с оттопыренными двумя пальцами. Нукер у него за спиной безмолвно поднял древко с белым треугольным флажком. Воины внизу, повинуясь приказу, поспешно отступили под прикрытие лучников, оставив на снегу два десятка изрубленных окровавленных тел. В воздухе снова засвистели стрелы.

Евпатий крутился вокруг саней на своей пегой кобылке, не находя себе места. Там, вдалеке, за еле видной стеной щитов и кольчужными спинами ратников, кипела сеча, звенели мечи и звучал боевой клич. Но ему велели охранять Настю, и ослушаться приказа он не мог. Неожиданно девушка привстала в санях, силясь получше разглядеть битву.

– Евпатий, смотри! Нешто наши верх берут?!

В этот момент мимо прозвенела случайная стрела и вонзилась в сани посреди шкур. Настя охнула и, схватившись за шею, осела на дно саней. Евпатий соскочил с лошади и через мгновение был рядом:

– Что там?! Покажи!

Он осторожно отвел ее руку в сторону и, нахмурясь, осмотрел рану. Кровь залила шею и сарафан, но сама рана была не опасна, так, царапина. Евпатий огляделся, силясь найти глазами Ратмира. Опытный рубака орудовал мечом, подбадривая окружающих ратников.