– Да такими руками только головы откручивать.

Мило беседуя, новые друзья отправились к хромому Менуферу за пивом.

– А ты кто? Ручки у тебя тонкие, пальцы длинные – писец, наверное?

– Писец? Да, пожалуй, писец. И еще смотрец, или глядец.

– Ты, я вижу, веселый человек. С тобой не заскучаешь!

– Да уж, повеселитесь, это точно. Слушай, а что это там за дебош у тебя получился?

– Да понаехали всякие черномордые, нормальному роме уж и прохода нет

– Точно! Понаехали тут… черножопые…

– Как, как, как? Чего? Какие – такие, жопые? – как вкопанный остановился кузнец. – Чере… через что жопые?

– Да, да, через нее.

– Черно… жо… черножопые? Га-га-га! А ведь точно, черножопые. Надо ребятам рассказать, ох и уссутся от смеха! А что ты там говорил про нумидийцев и что за хрень такая – лошадь?

– Да, друг Энеджеб, похоже, я тут с вами влетел по-крупному. Ну, это такая зверюга, типа осла.

– Не-е-ет, друг Энеджеб, ты давай рассказывай мне все по порядку и подробно. Я, знаешь ли, долго отсутствовал в Черной Земле, ну, скажем, о-о-очень уж долго, и теперь сердце мое трепещет в груди моей, и Ба мое радостно хлопает крыльями, как гусь весенний, и готов я от счастья упасть на колени в священный ил, отца земли нашей Хапи, уткнуться лбом в коровью лепешку священного Аписа…

– Кого?! Чью коровью лепешку? – брови кузнеца полезли вверх.

– Ох, прости, пожалуйста, – Хапи, конечно же, в лепешку Хапи и воздать хвалу Ра, что направил ладью моей жизни к Белым Стенам великого Дома души Птаха, – сказал будущий вестник и почти прослезился от чувств.

Приятели сидели во дворе Менефера под открытым небом, на папирусных циновках, перед ними на земле стоял кувшин с пивом обмотанный мокрой тряпкой, а в руках они торжественно держали глиняные кружки. Во дворе росли две финиковые пальмы и виноград, закрывающий глиняные стены. Меж столов бродили коза, которую периодически приходилось отгонять от винограда, и онагр странника. Оба приятеля завалились в гости вместе со скотиной с милой непосредственностью; впрочем, хозяин, привыкший видимо к романтической, а может где-то и экстравагантной натуре кузнеца, и не удивился.

– Ну, давай, во славу всех богов земель обоих. – чинно приподнял кружку кузнец.

– Воистину, во славу. – ответствовал вестник, приподнимая свою.

– А долго ли ты странствовал среди варварских народов, друг? – спросил Энеджеб, опустошая посудину одним махом.

– Э, дорогой, сказать тебе, так ты и не поверишь, – вдруг развеселился странник, следуя примеру приятеля.

– Паршивые времена сейчас, друг, – вздохнул кузнец – сильные властью и богатством становятся день ото дня еще сильнее и богаче, чтоб их Сет разорвал своими красными и когтистыми лапищами. Бедные и слабые становятся беднее и слабее. Кто работает на земле – теряет землю, кто ловит рыбу – теряет лодку, кто работает в мастерской – теряет мастерскую. Налоги и так увеличивают каждый год, а тут еще проклятый Певасер умудрился за этот год собрать два налога, чтоб ему гиена задницу обгрызла, чтоб его крокодилы растащили в стороны за обе ноги, чтоб его бегемот проглотил и разбросал навозом по всему Хапи!

– Не расстраивайся, дружище, – похлопал странник по плечу разошедшегося кузнеца, – разве было когда-нибудь иначе?

– Было! – грохнул кулаком по земле Энеджеб так, что почти подпрыгнули кружки, а из дома мгновенно выскочила черноглазая девчонка со следующим кувшином пива. Кузнец погладил ее по черноволосой головке и добродушно шлепнул по попке.

– Было. – повторил он тише. – Раньше порядок был! Слушай, я кузнец, отец мой был кузнецом и дед мой был кузнецом, и жили мы в благословенное время Неферкара, а прадед мой родился в один год с царем нашим и помнил еще великого джати Джеда, и не было тогда такого, чтобы налоги по два раза в год платили! – Кузнец снова хряпнул по священной земле…