– Мы пришли сюда потому, что прихвостни Абалаина разорили мою усадьбу и перебили мою семью. Я не забыл ничего. Ты не размяк ли часом?

Груссин подметил в глазах Рейнарда опасный огонь.

– Нет, конечно, нет. Ты атаман – как скажешь, так и будет. Мы найдем Река и ту женщину. Может, отдохнешь пока?

– К дьяволу отдых! Но ты спи, если хочешь. Мы отправимся сразу, как только старик даст нам указания.

Груссин пошел в свою хижину и лег на постель из папоротника.

– Что с тобой? – спросила его женщина, Мелла, став рядом с ним на колени и предложив ему вина.

– Ты не хотела бы уйти отсюда? – Он положил огромную ручищу ей на плечо. Мелла склонилась и поцеловала его.

– Я пойду с тобой, куда бы ты ни отправился.

– Устал я. Устал убивать. С каждым днем это становится все более бессмысленным. Он, должно быть, не в своем уме.

– Ш-ш! – опасливо шепнула она и сказала ему в самое ухо: – Не высказывай своих страхов вслух. Настанет весна, и мы уйдем потихоньку. А до тех пор сохраняй спокойствие и выполняй все его приказания.

Он улыбнулся и поцеловал ее волосы.

– Ты права. Поспи немного. – Она прикорнула около него, и он укрыл ее одеялом.

– Я тебя не стою, – сказал он, когда она закрыла глаза.

Когда же он совершил ошибку? Во дни их огненной молодости жестокость Рейнарда казалась чем-то в порядке вещей – чем-то способным сотворить легенду. Так по крайней мере говорил Рейнард. Он говорил, что они будут шипом в боку Абалаина, пока не добьются справедливости. Так прошло десять лет. Десять проклятых кровавых лет.

Да было ли их дело правым хоть когда-то?

Груссин надеялся, что да.

– Ну, идешь ты? – спросил Рейнард с порога. – Они в старой хижине.

Переход был долгим, и холод стоял жестокий, но Рейнард почти не чувствовал этого. Гнев согревал его, а близость мщения придавала мускулам упругость.

Перед глазами у него стояли сладостные картины истязаний, и вопли музыкой звучали в ушах. Он возьмет женщину первым и будет резать ее раскаленным ножом. Чресла его возбужденно напряглись.

А Рек… Ну и рожу он скорчит, увидев, что они пришли!

Ужас застынет у него в глазах! Ужас, от которого цепенеет разум и кишки опорожняются сами собой!

Однако Рейнард ошибся.

Рек вышел из хижины, взбешенный и дрожащий. Он не мог вынести презрения на лице Вирэ. Только гнев помог бы ему позабыть об этом, да и то вряд ли. Но не может же он перемениться, верно? Одни рождаются героями, другие трусами. Какое право она имеет судить его?

– Регнак, дорогой! Правда это, что у тебя там женщина?

Рек оглядел собравшихся разбойников. Больше двадцати человек выстроились полукругом позади высокого плечистого атамана. Рядом с Рейнардом стоял могучий Груссин, сжимая в руках обоюдоострый топор.

– Доброе утро, Рейн, – сказал Рек. – Что привело тебя сюда?

– Да вот прослышал, что у тебя завелась подружка, и подумал, что старина Рек не откажется поделиться с нами. Я приглашаю вас ко мне в лагерь. Где она?

– Рейн, она не про тебя. Хочешь выкуп? Караван идет…

– Провались он, твой караван! Тащи сюда бабу.

– Специи, драгоценные камни, меха. Большой караван.

– Расскажешь по дороге. Мое терпение на исходе. Тащи ее сюда!

Рек, вспыхнув от гнева, выхватил из ножен меч.

– Идите и возьмите ее сами, подонки!

Вирэ встала рядом с ним со шпагой в руке, разбойники тоже обнажили оружие и приблизились.

– Стойте! – вскинул руку Рейнард и вышел вперед, растянув губы в улыбке. – Послушай меня, Рек. Это бессмысленно. Против тебя мы ничего не имеем. Ты был нам другом. Ну что тебе в этой женщине? Она убила моего брата – для меня это дело чести, сам понимаешь. Положи свой меч – и можешь ехать. Но она нужна мне живой. – «И ты тоже», – подумал Рейнард.