Цикл произведений Баэля пользовался небывалым успехом, поэтому зрители, услышав название, стали восторженно перешептываться, не веря своей удаче, а госпожа Капир послала нам благодарную улыбку.

– Мы начинаем.

Когда я сел за инструмент, а Тристан поставил перед собой виолончель, зрители еще продолжали тихо переговариваться. Но стоило Баэлю достать из футляра Аврору, как в комнате тут же воцарилась мертвая тишина. Пепельно-белая скрипка притягивала внимание всех. Я завороженно изучал ее взглядом, но все же нашел в себе силы опустить глаза на клавиши. Первой звучала моя партия.

«Раз, два…» Я глубоко дышал, считая про себя. Пальцы коснулись клавиш. Уникальный инструмент в салоне госпожи Капир был одним из тех, на котором каждый музыкант мечтал бы сыграть.

Фортепиано запело, и через мгновение ему ответили нежные трели скрипки.

Каждый раз, играя с Баэлем, я понимал, насколько же мне повезло. Я мог стоять на одной сцене с музыкантом-легендой, имя которого навечно останется в истории. Да, я был лишь аккомпаниатором его гениальной игры, но даже эта возможность делала меня счастливым.

Вскоре в наш дуэт влилась мелодия виолончели, и я стал играть тише, чтобы не заглушать партию Тристана.

Фортепианное трио Баэля, посвященное одному-единственному человеку, звучало так волшебно, что даже я ощутил ноюще-сладкое томление в груди. Тристан, самый гениальный виолончелист, идеально оттенял своей игрой исполнение Антонио – они будто дышали в унисон. Гармония, связывающая их дуэт, впечатляла. Мне ничего не оставалось, кроме как продолжать аккомпанировать и вслушиваться в их слаженное исполнение.

Длинная нота скрипки завершила наше короткое выступление. Она оборвалась на фортиссимо, оставив после себя в воздухе еле слышный звон. В ту же секунду шквал аплодисментов взорвал тишину салона.

Мои руки замерли на клавишах. Я не находил в себе сил подняться и продолжал сидеть за фортепиано, ощущая, как сердце разрывается от нахлынувших чувств. Тристан пожал руку Баэлю и хлопнул меня по плечу.

– Молодец, Коя! Отлично сыграл!

– Ты тоже, Тристан.

Я поднял голову и с волнением посмотрел на Баэля. Тот сухо кивнул в ответ.

«Ему понравилось», – улыбнулся я про себя и наконец вышел из-за инструмента.

– Спасибо за прекрасную игру. Но, право, я так смущена, что вам, Баэль, пришлось исполнять свое новое произведение в стенах моего скромного салона, – взволнованно произнесла госпожа Капир, пожимая молодому де Моцерто руку.

– Что вы, маркиза, это мелочи. Если бы я мог, я бы даже посвятил свою симфонию вам.

– «Посвящение тебе»? Не шутите так жестоко! – рассмеялась хозяйка. – Тем более что ваши многочисленные поклонницы мне такого точно не простят.

Поклонники Баэля считали, что композиция – послание возлюбленной, и только я знал, кому она на самом деле предназначается. Тому единственному, кого Баэль так отчаянно ищет и кого, возможно, никогда не найдет.

– Кстати, Коя! Почему вы до сих пор не устроили сольный концерт? С таким талантом вы уже давно должны блистать на сцене, – повернувшись ко мне, вдруг сказала госпожа Капир.

Ее голос отвлек меня от раздумий.

– У меня не такой богатый репертуар, да и имя мое мало кому известно. Не думаю, что достоин сольного концерта.

– Вы всегда в тени Баэля или Тристана, поэтому не видите, что многие восхищаются именно вами. И вы единственный, кто не замечает этого признания.

Я смущенно улыбнулся. Мне было странно слышать такие комплименты.

– Вы абсолютно правы, маркиза, – сказал кто-то высоким резким голосом.

Я обернулся и увидел Аллена Хюберта. Баэль поспешил удалиться, выражая тем самым полное презрение.