Незнакомый мальчик с каким-то ленивым и надменным видом доставал из кулька и ел конфеты – кофейные «подушечки». Они были такими ароматными, что даже на расстоянии кружили голову и вызывали обильную слюну… Мальчишки поменьше заискивающе заглядывали ему в глаза и канючили у него конфетку.

– Дай конфетку, а? Дай… – Просил один, суетливо вертясь вокруг него.

– Ну откуси хоть кусочек! – Просил другой – и губами с шумом всасывал слюну. Но мальчик-«принц» был непреклонен. Он даже глазом не повёл ни на одного из них. И продолжал медленно и лениво жевать сладкую вожделенную массу. И, кажется, что он наконец объелся этих конфет. Перестав жевать, и, держа кулёк в левой руке, правой достал из него одну конфету, держа её большим и указательным пальцами. С надменным видом оглядел просителей. И наконец произнёс:

– Так кто хочет конфет? – К нему, отталкивая друг друга, кинулась стайка мальцов лет пяти-семи.

– Я! – Кричал один и тянул руку к кульку.

– Я! Дай мне! – Хныкал второй, отпихивая первого.

Нарядный мальчишка с кульком сказал, обращаясь ко всем сразу:

– Ну держите! – И взяв в рот конфету и помусолив ее во рту, выплюнул прямо в песок. Пацанята опешили. Но только на долю секунды. И тотчас всей кучей бросились за конфетой. А самый быстрый и ловкий счастливчик уже облизывал её, сплёвывая песок и соринки.

– Ещё? – С самодовольным видом снова спросил пацанят незнакомец. И, не дожидаясь ответа, отправил обсосанную конфету по тому же пути – на землю. Мальчишки бросались к месту падения конфеты, и хватали её, вырывая друг у друга.

Они были похожи в этот момент на голодных птенцов, выпавших из гнезда, – эти маленькие послевоенные оборвыши и полусироты. У некоторых вернулись с войны отцы всего несколько лет назад. Но они не всегда могли свести концы с концами, потому что были больны после ранений или инвалиды. А матери надрывались за гроши на местном кирпичном заводе. Многие дети не то что конфеты – сахар на столе видели не каждый день.

Сначала Лера тоже хотела попросить конфетку. Но её что-то останавливало. Какое-то смешанное чувство стеснительности и упрямства мешало ей. Она стояла поодаль и исподлобья хмуро глядела на то, что происходило на полянке. И где-то из глубины её души – прямо со стороны болезненно сжимающегося маленького сердечка – поднимался неясный, смутный гнев против этого холёного и заевшегося незнакомца.

Наверное, это было просыпающееся в ней врождённое чувство собственного достоинства. Но девочка не знала и не догадывалась об этом. Ведь она ещё мало что понимала. Просто она вела себя, естественно, как подсказывало ей сердце. Она уже не хотела конфет! Вид этих обмусоленных и выплюнутых подушечек вызывал у неё тошноту. А мальчишка, показавшийся её сначала таким красивым, таким нарядным, просто сказочным принцем, стал ей противен. И до такой степени, – что ей вдруг захотелось подойти к нему и ударить изо всех сил! Сцена на детской песчаной полянке длилось ещё какое-то время. Мальчишка выплёвывал конфеты, а пацанята ловко подбирали их и, порой вырывая друг у друга, нисколько не брезгая песком и грязью. А тот вошёл во вкус, подержав во рту, он то и дело их выплёвывал. На его по-прежнему надменном лице блуждала какая-то самодовольная и гадкая полуулыбка. Наконец содержимое кулька опустело.

Он сунул в него руку… Артистично изображая недоумение, пожал плечами и помахал перед глазами детворы правой пустой растопыренной ладонью. Потом левой рукой перевернул кулёк, и потряс им, показывая, что тот действительно пуст. Наконец, скомкав его, небрежно бросил под ноги стоявшей стайке малышни. Кто-то из них торопливо поднял смятую бумагу и, развернув, стал жадно нюхать ещё не выветрившийся аромат кофейных подушечек. А нарядный противный зазнайка повернулся к ним спиной и, не оглядываясь, вразвалочку пошёл в сторону своего нового – всего два дня назад заселённого дома. Лере он уже не казался сказочным принцем…