За Засекой продолжался лес. Но привычную человеческому взгляду чащу он напоминал так же, как сокол – воробья. Деревья стояли прямые и мощные, серые и белые стволы поблескивали. Кроны выглядели зелеными облаками, прилипшими к веткам. Там и сям висели плоды, округлые и вытянутые, гладкие и бугристые. Из высокой изумрудной травы поднимались венчики крупных цветов, алых, точно кровь и белых, как первый снег.
Ветер носил запахи, такие густые и плотные, что их почти можно было увидеть. Порхали бабочки размером с ладонь, похожие на ожившие куски пламени. С важным жужжанием летали крупные пчелы, высоко в кронах мелодично свистели птицы, и на самой грани слышимости дрожал серебристый звук – то ли смех, то ли звон крохотных колокольчиков…
Ступать по этой траве и топтать цветы показалось святотатством, но Олен вспомнил о том, что за спиной остались враги. Сделал первый шаг, за ним второй, отшатнулся, когда толстая пчела едва не пощекотала крылышками ухо, и спешно пошел дальше.
Шагал будто в тумане, переводя взгляд с дерева на дерево. Они отличались друг от друга, походили скорее не на растения, а на причудливые скульптуры. Под сапогами шелестела трава, похрустывали высохшие ветки.
На скользнувшую в нескольких шагах змею, крупную и совершенно черную, посмотрел без страха. Та же на человека не обратила внимания, исчезла за упавшим деревом, на боку которого среди лилового мха торчали увенчанные конусами шляпок белые полупрозрачные грибы.
Олену показалось, что они покачиваются и трясутся на ветру, едва заметно пульсируют.
Вновь начался дождь, мелкий, моросящий. Чтобы не замерзнуть, Олен ускорил шаг. Прошел овраг, где от аромата крупных цветов глубокого синего оттенка кружилась голова, поднялся по склону и вновь остановился. Невольно затряс головой и задышал глубже, чтобы отогнать видение.
Но оно и не подумало исчезать.
Тот лес, по которому Олен шел до сих пор, выглядел пусть чудно, но все же более-менее привычно. Стена деревьев, преграждающих путь, вызывала ощущение непонятной гадливости. Стволы у них были зеленые, а круглые листья на прямых ветках – цвета расплавленного золота. Олен никогда не видел расплавленного золота, но предполагал, что оно выглядит примерно так.
– Это еще что, во имя Селиты? – пробормотал он, разглядывая почти вечерний сумрак, царящий не под такими уж и густыми кронами.
За спиной хрустнула ветка. Олен обернулся.
Они шли цепочкой, похожие в кольчугах и шлемах, как муравьи. Длинные черные плащи волочились по зеленой траве, а у поясов и в руках не имелось мечей. Впереди шагал тот, кого называли Цастином, с уродливым шрамом на лице. В его ладонях трепетало нечто алое, светящееся – должно быть, то самый след крови.
– Услышал, проклятый, – сказал Цастин с улыбкой, и Олена пронзил холодный и дикий, обессиливающий ужас. – Но это не важно, бежать тебе все равно больше некуда.
Олен дернул рукой, борясь с оцепенением. Выплеснул весь ужас в яростном вопле и побежал вперед.
– Стой, дурак! Куда? – завопили за спиной. – Это же Вечный лес!
Вечный лес упоминался во многих сказках и легендах. Если верить им, он крылся в глубине эльфийских владений и был местом обитания всяких древних чудовищ. Те благополучно пожирали отважившихся ступить в пределы их владений, но сами древней чащи не покидали.
«Вечный? – подумал Олен, на мгновение остановившись перед шеренгой зелено-золотых деревьев. – Уж лучше гибель в пасти чудовища, чем от клинков монстров в людском обличии». И он решительно шагнул в туманный сумрак. Прошел десяток шагов и отважился обернуться. И с радостью понял, что никто из преследователей не посмел вступить в пределы Вечного леса.