– Предпочту называть его профессором. Он с успехом занимался наследственными болезнями. Не знаю, кому и чем волшебник насолил, королю донесли о странных опытах с оживлением убитых крыс…

– Фу! Грэг, прошу, без подробностей!

– Наш отец тайно посетил этого книжного червя в изгнании и получил у него шкатулку.

– Шкатулку?

– Чудесную. Говорил: если брат откроет её, то без памяти влюбился в первую женщину, которую увидит!

– Влюбится? Это возможно?

– Мы не успели проверить. Опоздали. Брата убил разгневанный барон!

– Барон Данетц, – вспомнила Эмми.

– Шкатулка хранилась у меня все эти годы. Сберёг, ведь и у меня рос сын. С ним, слава богу, всё в порядке! Не пришлось пользоваться неведомым средством.

Горроу на миг запнулся.

– Что за подозрение во взгляде, сестрица?

– Так…

Эмми прищурилась невольно, у неё перед глазами всплыл случайно подслушанный ещё в юности спор отца с Грэгом. Отец кричал, что на его совести смерть младшего брата. Теперь, когда герцогине стало известно о волшебной шкатулке, которую старший брат «не успел» передать, выяснились мотивы этой нерасторопности: отцовским наследством не пришлось делиться.

– Неужели ты думаешь, что я специально медлил, чтобы наш красавчик погиб?

– Ничего не думаю, Грэг! Я была слишком молода и…

– Бестолкова. Если б я тогда отдал брату шкатулку, твоему Громму не на что было надеяться. Вряд ли опальный волшебник жив…

– Грэг! У меня и в мыслях не было!

– Неважно. Пойми, виконт Горроу гордился славой первого сердцееда и дуэлянта. Его кипучая энергия и страсть нуждалась в битвах, только в них он находил наслаждение!

Граф в сердцах сломал деревянную указку, которую до этого безотчётно вытянул из чехла рядом с картой герцогства. Бросил обломки на стол и продолжил, стараясь взять шутливый тон:

– Пустоголовые дамочки как одна были влюблены в него и даже ревновали к слухам о мнимых похождениях. Ведь он был красив! Красив, как твой Громм.

– Да. Мой мальчик похож на дядю.

Сестра вздрогнула, когда Грэг очень громко и резко рассмеялся.

– Наверное, ледяное сердце наследуют красавцы, – пояснил он своё неожиданное веселье, – а моя глупая жена ещё расстраивалась, что наш сын не так хорош, как двоюродный брат.

Собеседники помолчали, разглядывая портрет супруга и сына Эмми, где Громм изображён ещё отроком. Картину в своё время заказали знаменитому живописцу, который работал по большей части с особами королевской фамилии, и заплатили за неё баснословную сумму. Полотно было предметом гордости герцогини и бросалось в глаза из любой точки кабинета. Сейчас портрет казался несчастной матери укором в том обмане, которому она была причиной.

– Хорошо, что супруг не дожил, – всхлипнула герцогиня, – он не простил бы Горроу.

– Не волнуйся, дорогая, всё устроится. Пиши письмо Громму. Убеди его принять лекарство. И я напишу, разъясню особенности. Завтра отправлю надёжного человека в Эдунский замок, при нём будет шкатулка и моё письмо, за твоим посланием он заедет к тебе. Постарайся к утру закончить. Всё, мне пора!

Граф подошёл к двери и резко открыл.

– А это кто здесь?

В проходе стояла рыжеволосая горничная с подносом в руках. Она присела в реверансе и потупила взор.

– Принесла чай госпоже и гостю, милорд, – с дрожью в голосе сказала девица и перешагнула порог, боясь поднять глаза.

Грэг Горроу взял с подноса чашку, наполнил её из чайничка, сделал глоток и поморщился.

– Остыл! – он поставил чашку обратно. – Зачем ты, негодница, холодный чай несла?

– Простите! – служанка попятилась и бросилась вон.

– Ну и слуги у тебя! – пожал плечами граф и скорчил брезгливую гримасу.

– Эта новенькая. Я здесь всего два дня, не могла же я везти с собой всю прислугу!