Эдуан забыл о письме дяди и взял шкатулку. Странно, мать придаёт ей мистическое значение. Что там может быть? Обручальные кольца? Молодой человек разрезал ленты, открыл крышку. Комната заполнилась дивным ароматом. Что-то знакомое и вместе с тем удивительное. Откинувшись на спинку стула, Громм наслаждался запахом и приятным ощущением восторга, окрылённости, чего-то неземного и бесконечно прекрасного. Как хорошо! Как прекрасна жизнь! Вот бы совершить геройский поступок, наделить всех бесценными сокровищами, отправиться в путешествие…
В дверь скребётся Шугэ. Добрый слуга! Надо подарить ему коня!
– Зайди! Заходи, чего медлишь?
Приветливый голос господина удивил парня, он замялся на входе.
– Как поживает твоя жёнушка? Давно я не видел её.
– Слава богу, здравствует, – Шугэ насторожила мягкость обычно сухого тона господина, он не сразу отважился на просьбу, – если помните орлана, ваша милость, которого вы изволили сразить.
– А! Помню! Там парнишка упал, и ты взялся его выхаживать! Как он?
– Обошлось! Теперь мечтает поблагодарить вашу светлость за спасение.
– Мальчишка? Он здесь? Пусть заходит.
Шугэ выскользнул, его сменил щуплый подросток. Мальчик говорил о доброте герцога, о том, как сердце спасённого переполнено благодарностью, ещё что-то. Какой прекрасный образ! Громм любовался необычно красивым лицом, шевелением маковых губ, блеском ясных тёмно-серых глаз. Какой нежный голос! Он чарует, он манит! Герцог испытывал негу, слабость во всём теле, его неодолимо тянуло к этому человеку. Что за напасть!
– Ты возвращаешься к родным в деревню? – скрипуче произнёс Громм, силясь подавить разрастающееся в сердце благостное ощущение.
– Я сирота. Меня растила мачеха, но жизнь с ней стала нестерпима, я буду менестрелем. Теперь моя судьба – дорога, а приют под кронами деревьев.
Бедняжка! Один среди жестоких, злобных людей. Нежность охватила всё существо и мешала дышать.
– Хорошо поёшь? Спой мне.
Мальчик снял с плеча ремень лютни, обхватил тонкими пальцами гриф и заиграл. Каждое его движение волновало, Громм до боли в суставах вцепился в стул, на котором сидел. Звучала песня. Незамысловатая нежная мелодия будоражила воображение, простые слова о любви и верности влекли слушателя к певцу с нарастающей силой.
– Уходи, – простонал герцог и вдруг вскричал, как раненый зверь, – вон! Вон отсюда!
Мальчик прервал песню, с достоинством поклонился и вышел. Дивный, чарующий голос ещё будто звучал в комнате:
– Прощайте, ваша светлость, я буду молиться о вас, пока дышу.
Дверь за странным посетителем закрылась, время шло, но Громм всем телом ощущал незримое присутствие мальчишки. Как такое могло произойти с неприступным для любовных чар герцогом Эдуаном! Где его самообладание и здравый смысл? Постепенно чувство необъятного счастья и влечения сменилось щемящей тоской. Зачем он выгнал менестреля! Пусть бы жил в замке, развлекал дивным пением хозяина и гостей… Да! Надо вернуть мальчишку.
– Шугэ!
Герцог в нетерпении шагнул к выходу, чтобы поторопить слугу, тот мешкал. Наверное, пошёл провожать своего подопечного. Раскрыв дверь, Эдуан убедился, что слуги нет поблизости, и, справляясь с желанием бежать следом, заставил себя вернуться за стол. Бессмысленно перебирая бумаги, он наткнулся на письмо Грэга Горроу, вскрыл конверт и принялся за чтение. Блуждающие в туманной дали мысли собрал не сразу. Однако дядино послание вернуло племянника к действительности. Граф подробно объяснил, как надо обращаться с присланной колдовской шкатулкой. Оказывается, это вовсе не подарок матушки! Всего лишь бережно хранимое долгие годы лекарство от ледяного сердца. Дядя настойчиво просил Громма, прислушиваясь к доводам разума или советам близких людей, выбрать себе невесту, затем в её присутствии раскрыть шкатулку. В ней лекарство, оно действует мгновенно: предметом обожания станет та, кого молодой человек увидит первой.