А может, где-то глубоко в подсознании Света и сама уже подозревала и предчувствовала, вот её и повело заявиться без предупреждения и без особой причины. Так совпало, а совпадения, как известно, не случайны. И подобное просто не могло, точнее, не имело права длиться бесконечно — по законам вселенской справедливости она обязательно должна была узнать, чтобы больше не оставаться полной дурой.

В преподавательской Эдика не обнаружилось, зато ей подсказали, что сейчас он принимал зачёт, и даже назвали номер аудитории. Сначала Света решила, что не станет мешать, вернётся в свой отдел кадров и лучше действительно позвонит попозже, чтобы опять не тащиться зря. Но потом вдруг решила: а почему бы не заглянуть, не вызвать якобы по делу? И студенты будут довольны, смогут подсмотреть, и Эдику не помешает прерваться хотя бы на пять минут. И заглянула. Тем более из аудитории не доносилось ни звука, как будто все уже ушли, и внутри было пусто.

Надавив на ручку, Света аккуратно приоткрыла дверь, на самом деле никого не увидев прямо впереди, шагнула через порог, обвела помещение взглядом, чтобы окончательно убедиться в абсолютном безлюдье. Но убедилась в другом: что ушли, оказывается, не все, что зачёт ещё продолжался. Правда весьма своеобразно — не вербальным, а тактильным образом.

Уж заперлись бы тогда, что ли. Но они, видимо, даже не переживали, что их могут вот так застать.

Эдик сидел на столе, а студентка курса, наверное, с третьего стояла между его колен, одной рукой обнимала его шею, другой перебирала волосы, а он по-хозяйски уверенно и весьма увлечённо оглаживал её бедра и ягодицы. И только одно успокаивало: это было не по принуждению, не против воли несчастной девы, насильно зажатой у стены, а не только по обоюдному согласию, но ещё и к обоюдному удовлетворению. Однако Свете от осознания подобного ничуть не полегчало.

Они наверняка слышали и как щёлкнул язычок замка, и как отворилась дверь, просто сориентировались не сразу.

Девушка заметила Свету первой, потому что была повёрнута лицом к ней, увидела, но совсем не испугалась и даже не особо удивилась. Ничуть не похоже на то, как обычно показывали в кино или описывали в книгах. Она не взвизгнула от неожиданности, не скривила капризно и пренебрежительно губы, не прожгла Свету наглым торжествующим взглядом победительницы, а просто уставилась с любопытством и доверительным шёпотом поинтересовалась у Эдика, хотя для неё, скорее, Эдуарда Валентиновича:

— Это твоя жена?

До Светы даже не сразу дошёл смысл услышанного. Её словно оглушило, выкинуло из реальности — кругом абсолютная тишина, в голове звон, мыслей и эмоций никаких. Она вообще не понимала, как реагировать и что делать. Стояла и тоже смотрела на очаровательную парочку не то, чтобы не веря своим глазам — очень даже веря — а не в состоянии принять увиденное.

Она никогда даже представить не могла Эдика в образе препода, тайком по укромным уголкам тискающего студенток. Это выглядело даже не испорченно и непристойно, а настолько примитивно пошло и нечистоплотно, что вызывало не возмущение, не праведное негодование, а чувство брезгливости, которое обычно возникало, если вляпалась во что-то липкое и тошнотворное, неизвестного, но явно неприятного происхождения.

Похоже, это была единственная эмоция, которая сейчас владела Светой. Именно потому, когда Эдик, оглянувшись, произнёс её имя, поспешно и бесцеремонно отодвинув от себя студентку, спрыгнул со стола и шагнул к ней, протягивая руку, словно пытаясь ухватить и удержать, Света невольно отпрянула. Не столько оттого, что была зла и глубоко обижена, а оттого, что боялась — сейчас её и правда стошнит.