Длинные переходы и вынужденное молчание ввиду отсутствия собеседников предоставили мне прорву времени, чтобы погрузиться в мысли, неспешно обдумать события прошлого и постараться отвлечься от тяжелых дум о поселении. Несмотря на грустный факт, что я практически перестал быть человеком из крови и плоти, я все еще считал себя ответственным за судьбу моих людей и поселения.

Как они там?

Живы ли еще?

Добрался ли Рикар с отрядом до Пограничной Стены и смог ли вернуться обратно со столь необходимыми для нашего выживания припасами?

Удался ли мой план с распространением слухов о лорде Ван Ферсис, отреагировала ли на них церковь и власти? Или все пошло прахом и Повелитель уже в Диких Землях на подступах к моему поселению?

Только вопросы и никаких ответов. Я мог лишь строить догадки и всей своей промерзшей душой надеяться на лучшее.

Из разряда приятных сюрпризов оказался и тот факт, что я был столь же спокоен, как и мои спутники ниргалы. Злость, ярость и горькие стенания ушли в прошлое. Я вновь ощущал себя как единое целое, не боялся завтрашнего дня и не посматривал ежеминутно на бедро, где некогда сидела медленно угасающая магическая сфера. Жить сразу стало проще. Особенно радовало, что даже если мое «я» умрет или покинет эту оболочку, то умрет и тело, а не перейдет под контроль другой души. Сожаления к ушедшим в никуда Защитнику и настоящему барону Ван Исер я не испытывал. Листер Защитник прожил доблестную жизнь и умер больше двух столетий назад, а к барону Ван Исер… к истинному барону у меня не было ни малейших симпатий. Наворотил столько дел, а расхлебывать приходится ни в чем не повинным людям и мне. Сколько славных воинов погибло в бессмысленных схватках с шурдами и нежитью? Сколько еще погибнет?

Нет, жалеть безвременно почившего Кориса Ван Исер я не собирался. Но и не возлагал вину за случившееся только на него. В Дикие Земли мы попали благодаря «помощи» лорда Ван Ферсис, сумевшего изменить приговор с казни на изгнание. И руководствовался он при этом далеко не милосердием и человеколюбием. Попади я из тюрьмы прямиком на эшафот – моим людям не пришлось бы отправляться в Дикие Земли.

А если говорить прямо – непутевому дуэлянту и распутнику барону по быстрому оттяпали бы неразумную голову к чертям и связанные с ним нерушимой Клятвой Крови люди не испытали бы всех «прелестей» Диких Земель, ну а я бы и вовсе здесь не появился!

Хотя нет… тут я ошибаюсь – проклятый Повелитель все одно выдернул бы мою душу неизвестно откуда, но вселил бы ее в тело Квинтеса Ван Лорка. Ведь это ему была предназначена роль Ильсертариота, «живого ключа» к древней гробнице Тариса Некроманта. Но такой исход все лучше, чем оказаться в качестве ответственного за жизни стольких людей и при этом толком не понимать, что делать и как жить дальше.

Я словно капитан стремительно тонущего судна, что судорожно вцепился в почти неподдающийся усилиям штурвал и пытается спасти себя и команду от неминуемой гибели. Но капитан видит лишь водную гладь, однако не замечает острых рифов прямо по курсу,… да и не знает, в какой стороне находится спасительный берег. Правит наугад и, возможно, идет все по сужающемуся кругу.

Изредка я выпадал из тяжелых мыслей и оглядывал округу, дабы убедиться, что мы не сбились с пути. Удостоверившись, что двигаемся в правильном направлении, я вновь погружался в раздумья, то и дело, сетуя на отсутствие книги с заметками. Дернул же меня Темный отдать книгу Рыжему Лени! Но кто ж знал? Я был полностью уверен, что иду на смерть, и возвращаться не придется…

Помимо мыслей связанных с поселением, я все чаще обращал внимание на свое тело. Возможно меня обманывают изменившиеся глаза, но с каждым прошедшим днем я становился прозрачней – в буквальном смысле. Как в самом начале болезни – еще до того, как я поднялся к вершине зиккурата – все начиналось с конечностей и медленно распространялось по всему телу. На второй день пути сквозь кожу пальцев больше не проглядывали кости и жилы – только однородная мутная масса льда светлеющая с каждым часом, пока не стала прозрачной почти полностью. Теперь я мог разглядывать окружающий пейзаж прямо сквозь ладонь, правда, все было несколько искривленно и размыто, словно смотрю через линзу неправильной формы или сосульку. Не остановившись на достигнутом, прозрачность поползла дальше, к запястьям и выше. Слава Создателю пальцы продолжали меня слушаться, поэтому я смотрел на распространение болезни без особой опаски и со смирением аскета. Все одно помешать я никак не мог. Пришлось удовольствоваться ролью заинтересованного наблюдателя и молиться, чтобы не произошло ничего непоправимого.