Тут-то стоявших у меня за спиной зрителей прошибает пот, и они всей толпой уходят, борясь с тошнотой и ругаясь. Похоже, даже после обвинений в изнасиловании мало кто в состоянии вынести вид раздавленных гениталий другого мужчины.

Я смотрю на Мозеса, проверяю, как он держится. Он стоит спокойно, только на напряженном подбородке подергивается мускул. Мозес дышит через нос, и взгляд у него расфокусированный. Но он, по крайней мере, не сбежал. И его не вырвало.

– Он заслужил, – наконец шепчет Мозес. – Если б он мою сестру так обидел, я б его тоже убил. И не жалел бы об этом.

Я смываю кровь и грязь с обнаженного, замерзшего и переломанного тела. Восклицания и замечания людей в таверне куда-то отступают. Я не обращаю внимания на то, как мужчины прощаются. Не вздрагиваю от хлопанья двери, лая собаки, чьей-то ругани. Я не прекращаю тщательно осматривать каждый синяк и порез, когда слышу чьи-то размеренные шаги по каменным плитам пола, целиком сосредоточившись на теле, на работе, на том, чтобы тщательно все изучить.

Через несколько секунд я чувствую, что стоящий рядом Мозес смущенно переминается с ноги на ногу.

– Мистрис Баллард? – произносит он.

– Джошуа Бёрджеса избили, повесили и бросили в реку.

Я киваю, вытираю руки о фартук и отхожу от стола, довольная своими выводами. Но когда поворачиваюсь к Мозесу, он смотрит на дверь кладовки. Окликнул он меня, чтобы предупредить, а не задать вопрос.

– Думаю, это буду определять я.

В дверях стоит молодой джентльмен в хорошем сюртуке и с самодовольной улыбкой. Он держит в одной руке кожаный саквояж, а в другой новую фетровую шляпу. Джентльмен этот чисто выбрит и красив той тщательно ухоженной красотой, которая всегда меня раздражала.

– Вы кто? – интересуюсь я.

– Доктор Бенджамин Пейдж.

– А где доктор Кони?

– Уехал. В Бостон. Я вместо него.

– Не думаю…

– Уверяю вас, мистрис…

– Баллард.

– Рад познакомиться, мистрис Баллард. – Он кивает мне, но в голосе чувствуется презрение. – Уверяю вас, как дипломированный врач и недавний выпускник Гарвардской школы медицины, я вполне способен провести осмотр тела.

Рука у меня сжимается в кулак, но я заставляю себя разжать пальцы и расслабляю руки.

– Необязательно, доктор Пейдж. Я уже все изучила.

Он делает шаг вперед, изображая улыбку.

– Ваши любительские наблюдения, возможно, очень интересны, но, уверен, вы не будете возражать, если дальше делом займусь я.

Лавка доктора Коулмана

Мы стоим с Джеймсом Уоллом возле таверны.

– Мне нужно кое-куда сходить, – говорю я. – Ты не мог бы тем временем кое-что для меня сделать?

– Что?

– Пригляди за доктором Пейджем. Я ему не доверяю.

– Хорошо, мистрис Баллард. Я тут побуду, пока он не уйдет, – говорит Джеймс.

Новому молодому доктору нужно просто подтвердить мои выводы, а потом мужчины могут опустить Джошуа Бёрджеса в землю, чтобы он там сгнил. Но земля замерзла, и по такому холоду ее хоть топором руби. И потом, в трех окрестных округах вряд ли хоть один мужчина захочет за это взяться. Так что возникает проблема – что делать с изуродованным телом? Пока что придется завернуть его в льняную ткань, потом в промасленный холст и положить в сарай за таверной до тех пор, пока не удастся устроить все как следует.

Кстати, в стельку пьяный Чендлер Роббинс предложил выкинуть Бёрджеса обратно в реку. Прорубь-то уже есть. Но на его слова никто не обратил внимания, а потом все разошлись по своим делам.

У Джеймса совсем уставший вид; я оставляю его и иду к Сэмюэлу Коулману – то, что мне нужно, есть только у него.

К счастью, требуется всего лишь перейти улицу.

На табличке над дверью написано «Универсальный магазин Коулмана», и она скрипит, раскачиваясь на ветру, словно старая калитка на ржавых петлях. Я немного беспокоюсь, вдруг лавка еще закрыта, но стоит мне взяться за ручку двери, как приходится отскочить в сторону – из лавки выходят два бородатых вонючих траппера.