Стражи порядка бодро покинули гостиную, Давенпорт жестом отпустил слуг, и мы с ним остались вдвоем. В комнате повисла неприятная тишина. Опекун подошел к окну, заложил руку за борт сюртука и бросил взгляд на улицу. По длинному лицу прошла едва заметная тень.

Я наблюдала за Давенпортом, и в душе зрело нехорошее предчувствие. У меня такое бывало. Где-то в районе сердца появлялось мерзкое сосущее ощущение, и в скором времени обязательно происходило что-то неприятное.

— Что вы сказали капитану?

Я не выдержала гнетущего молчания и решила выяснить, что происходит.

— Белла, постарайся успокоиться, — голос опекуна звучал тихо и удивительно мягко. — Тебе не нужно так волноваться. Вот, выпей воды.

Давенпорт легко пересек разделяющее нас расстояние, наполнил из графина стакан и подал его мне.

— Я не волнуюсь, я просто не понимаю, почему вы отослали полицию.

Пить не хотелось. Я поставила стакан на стол и выжидательно посмотрела на опекуна.

— Что ж, хорошо. Я объясню, — после незаметной паузы ответил Давенпорт.

Он взялся за спинку моего кресла и подкатил его к небольшому овальному зеркалу, висящему в простенке между окнами.

— Расстегни ворот платья, — негромко сказал опекун.

Не задавая вопросов, сделала, как он просил.

— Что ты видишь?

— Ничего особенного.

— Вот именно, Изабелла. Ничего. Ни следов насилия, ни синяков, ни малейшей царапины. Ничего.

Давенпорт смотрел в глаза моему отражению, а я глядела на тонкую изящную шею, белеющую в кружевах ворота, и чувствовала, как по спине бежит холодок, а к горлу подступает крик.

Никаких следов. Ни одного. Но ведь они были! Я точно помнила багровые синяки, опоясывающие шею уродливым ожерельем! А сейчас их нет. Неужели я схожу с ума?

— Видишь? Тебе просто померещилось.

В карих глазах стоящего за моей спиной мужчины мелькнуло что-то, похожее на жалость.

— Но это невозможно, я ведь помню…

Я коснулась шеи и машинально провела пальцами по коже. Ни следов, ни боли. Очень странно.

— Белла, послушай меня. У тебя и раньше случались такие… видения. Еще до твоего падения. Леди Летиция была весьма обеспокоена этим, и показала тебя лучшим докторам Бреголя.

Давенпорт слегка наклонился, нависая надо мной сзади, и мне захотелось отодвинуться. Видимо, что-то мелькнуло в моих глазах, потому что опекун тут же отстранился.

— Они решили, что я сумасшедшая?

Давенпорт достал из нагрудного кармана часы, не торопясь открыл крышку, бросил взгляд на циферблат, и только после этого ответил:

— Нет. Консилиум пришел к выводу, что у тебя слишком чувствительная натура, подверженная влиянию тревожных переживаний и снов. Доктора выписали успокоительные микстуры, и посоветовали свозить тебя на воды.

— И что? Не помогло?

— Почему же? Все шло хорошо. Ровно до смерти леди Летиции. Это событие пошатнуло твои душевные силы, видения вернулись, и мне пришлось обратиться к Келду. Его зелья помогали унять излишнюю тревожность, и вернуть тебе радость жизни.

— И с этой радости я упала с лестницы?

Кстати, я успела осмотреть место недавнего происшествия. Каменная балюстрада была довольно высокой, ступени — широкими, и просто так упасть Белла никак не могла. А это значило одно из двух — либо ей помогли, либо она сама спрыгнула.

Давенпорт едва заметно приподнял бровь. Крышка часов захлопнулась с тихим металлическим звуком, но опекун не убрал их в карман, продолжая поглаживать идущую по золотой поверхности гравировку.

Я засмотрелась на блестящий корпус и задумалась. Хорошо. Допустим, Белла действительно страдала нервным расстройством, и была подвержена непонятным видениям, но я-то тут при чем? Не могло же сумасшествие передаться мне «по наследству»? Или могло? А что, если никакого расстройства не было, и Белла действительно видела всякие странности? Вот как я.