– Не обращайте внимания на её брюзжание, – тепло улыбнулся коротко стриженый проводник, – на самом деле она добрая. Просто переживает всегда, когда запасы заканчиваются. Вы располагайтесь. Тут народ славный подобрался, а я вас покину. У меня ещё дела есть.

Оставив плащ возле костра, мужчина растворился в сумраке позднего вечера.

В отличие от меня гном отказываться от угощений не собирался и подбоченившись потопал к дородной кухарке. Вскоре он уже громко стучал деревянной ложкой о края выделенной ему тарелки с похлёбкой, успевая при этом о чём-то увлечённо болтать с пожилым дядькой, отложившим свои сапоги.

Оставшись наедине с собой, я отошла немного от лагеря прислуги, ближе к обрывистому краю, за которым начиналась предательская гладь болот. У меня сохранилось ещё несколько слегка зачерствевших пирожков, и я собиралась приговорить их к немедленному съедению.

Удобно устроившись на одном из деревянных чурбаков, неестественно смотрящихся посреди каменного поля и, вероятно, приготовленных местными работниками на дрова, развязала свою котомку. Угрюмый ландшафт болот, на глазах теряющий чёткость очертаний, зачаровывал кажущимся спокойствием и таинственной сказочностью. Моё благостно-созерцательное настроение омрачали только поднывающий порез на бедре и перспектива жевать пирожки всухомятку. Не успела я озадачиться решением этих вопросов, как моё одиночество нарушили шаркающие шаги и натужное сопение. Из окружающей полумглы подобно галере под парусами выплыла дородная повариха в объёмном переднике:

– Вегетарианка-шмегитарианка, – безуспешно пытаясь сохранить грозный вид, проворчала Зильда, но сердечная теплота сама собой струилась из глаз заботливой женщины. – Держи вот, чайку горячего испей и хлебушком закуси, – едва достающая мне до пояса кухарка протянула походный котелок, источающий пряный аромат трав, и пару краюшек подсохшего хлеба, – остолопы синие всё одно от него нос воротить будут, а тебе польза.

– Спасибо большое, – меня слегка обескуражила неожиданная забота.

– Не боись, не было в посуде этой мяса. Даже на костре на другом держала, – заметив моё замешательство, поспешила добавить Зильда. – Хорошая ты девочка, жаль, росточком великовата… Да ты кушай-кушай, – удовлетворённо кивнула женщина, разглядев мою благодарную улыбку, и пошаркала обратно к лагерю.

Вновь оставшись наедине с собой, я задумчиво вглядывалась в окончательно загустевшую темень и мерно ползущие языки болотных испарений. Несмотря на мрачный пейзаж и пережитое за день, во мне впервые в жизни зародилось необычное чувство удовлетворения и ощущение правильности происходящего. Оно зажглось, словно пламя свечи в руках престарелого библиотекаря, для успокоения души пожелавшего глубокой ночью окинуть взглядом свои скромные владения. Будто в продолжение этой мысли, в тягучем сумраке, посреди непроходимых топей, возник крохотный оранжевый огонёк, несмело трепещущий в темноте. Вслед за ним второй – фиолетовый. Третий, четвёртый, пятый – разноцветные огоньки, вспыхивая один за другим, разлились яркими красками по черному покрывалу болот. Сперва не спеша, затем плавно ускоряясь, цветные точки приходили в движение, образуя замысловатый калейдоскоп блуждающих искорок.

– Правда, красиво? – рядом со мной на соседний чурбачок усаживался давешний проводник в кожаной куртке.

– Да, очень – кивнула я, отчего-то совсем не удивившись его появлению.

– Светлячки – колоратус луминариас, проснулись. Ночная жизнь на этих болотах намного богаче дневной. Смотри, сейчас самое завораживающее начнётся…

Беспорядочное кружение огоньков постепенно превращалось в удивительный танец узоров. Точно подчиняясь воле неведомого мага-дирижёра, мягко покачивались многослойные радужные волны. Вращались красочные сферы, складываясь в живой орнамент, образованный скоплениями светящихся жучков.