– Ладно тебе, – отозвался Юра, отложив ручку. Еремин строго взглянул на него и грубовато бросил:

– Чего ты скромничаешь? Дети должны знать, какие у них родители, чтоб могли гордиться ими. А насчёт Марии ты на него не злись: всё он правильно сделал. Была б моя воля, поехала бы Маша по этапу, но твой батя – мудрый мужик. Один раз закрыть, напугать, а потом простить. Такой метод отбивает всякую тягу по воровской идти. Ладно уж. – он подошёл к столу, прошелестел листком отказной. – Написал?

– Я бы поспорила насчёт правильности, но не буду, – вставила я.

Еремин поднял указательный палец вверх.

– И правильно, нельзя с нами спорить, – глубокомысленно изрёк он и заржал.

Дверь в кабинет открылась, и на пороге показалась Машка – Жонглёрша. Вид у неё был заспанный, волосы взлохмачены. Она зажмурила глаза, словно не видела дневного света лет десять.

Я бросилась к Машке, обняла её. Никогда прежде я так не радовалась ей, как сейчас. При виде Юрия Машка опустила глаза.

– Ну всё, семейство! Живите дружно! – заржал Еремин.

Юра дал мне ключи от машины и сказал, чтобы мы подождали его там.

– Здравствуй, свобода! – сказала Машка, едва мы вышли на улицу. Она задрала голову и с наслаждением втянула носом воздух. Затем она достала сигареты и спросила:

– Как ты этого добилась? Ну… Уговорить его забрать заявление?

Я пикнула брелком сигнализации. Пикап, стоящий в компании полицейских УАЗиков, приветливо моргнул фарами.

– Вымаливала прощение для тебя, ползая на коленях. Плакала и унижалась, – трагичным голосом сказала я, но, похоже, неубедительно. Машка состроила недоверчивую гримасу.

– Серьёзно?

– Шучу. Он сам хотел тебя с утра забрать. Проучить, а потом забрать. Но ты лучше больше не воруй у него золото.

– Да не собираюсь я так делать. Не знаю, что на меня вчера нашло. – зашипела Жонглёрша, пугливо озираясь по сторонам.

Мы дошли до машины и остановились.

Мелкий дождь перестал моросить, вместо него в воздухе кружились редкие снежинки.

– Мне так стыдно перед ним. – Машка кивнула на серое здание полиции, – может, на метро домой поедем?

– Нету больше дома, нас оттуда выселили. Эта мадам Горелова оказалась той ещё мошенницей. Нам некуда идти.

– Опять прикалываешься?

– Нет. Как только тебя менты забрали, нас и выселили.

Машка присвистнула.

– И что же нам теперь делать? Ни денег, ни квартиры. – сказала она.

Дверь полиции открылась, и из здания вышел Юра. Строгий и седой, – он сам походил на полицейского. Машка, увидев его, издала тихий стон и опустила глаза.

– У него будем жить. Ведь он мой отец, – сказала я, кивая на Юру. Машка сделала осуждающие глаза и воскликнула:

– Ну сейчас ты точно прикалываешься!

– Не веришь – спроси.

Юра подошёл к нам и остановил взгляд на Жонглёрше. Машка зарделась и стыдливо опустила глаза. Я поняла, что им нужно поговорить, и под предлогом, что собираюсь позвонить, отошла от них. Набрала Динару, спросила – доехала ли она до съёмочной площадки и виделась ли с Тимом. Она ответила, что добралась и поговорила с режиссёром, и теперь у них только рабочие отношения. Я отключилась. На душе было спокойно и радостно. И на этой радостно-спокойной волне я написала Жене:

«Давай встретимся»

Женя тут же перезвонил, и мы договорились увидеться в центре через час.

 Я села в машину и рассказала Юрию, как нас обманули с жильём, и попросила его, чтоб он помог разобраться в этом деле. Отец сказал, что лучше бы я ему сразу рассказала, и он мог бы сегодня поговорить с Ереминым, а теперь он сможет тому позвонить только через несколько часов, потому что у Еремина серьёзная работа, а не хухры-мухры. Так он сказал.